«Да, но он сейчас придет».
«Тогда слушай. Когда у вас второй перерыв?»
«В четыре».
«Хорошо. Я буду ждать тебя. Наверху, на крыше».
«Я… слушай, я не знаю, смогу ли незаметно уйти…»
«Постарайся. Мне очень нужно поговорить с тобой. Наверное, это мой последний шанс».
За дверью туалета раздался приглушенный плеск воды.
«Где ты?» — вполголоса спросила она.
«В четыре, на крыше», — раздался ответный полушепот.
Короткие гудки.
Глава 18
Карен вышла из кабинета. Ее телохранитель по-прежнему дожидался у дверей.
«Все в порядке?» — в очередной раз услышала она.
Как ей надоела эта пустая фраза! В ней столько же смысла, сколько подлинного внимания и заботы. На самом деле, никому нет дела до ее проблем. Вопрос не требует ответа, точно так же, как, скажем, небрежно брошенное: «Как дела?» Уж кто-кто, а Дойль должен знать, что у нее далеко не все в порядке, но ему, естественно, глубоко наплевать. Он просто полицейский, выполняет свою работу и желает удостовериться, что никаких проблем с вверенным ему объектом не предвидится.
Ей очень хотелось объяснить, насколько плохо обстоят дела, но любое необдуманное слово могло возбудить недоверие и подозрительность. Пока она не выполнит свою задачу, требуется особая осторожность.
Поэтому Карен просто кивнула в ответ, и они вернулись в ее клетушку.
«Можно я от вас позвоню?» — спросил полицейский.
«Конечно».
Пока Дойль рапортовал начальству, Карен раскладывала на столе рядом с машинкой листы с текстом и эскиз, прислушиваясь к приглушенному голосу детектива. Она делала вид, что поглощена работой, стараясь ни пропустить ни слова. Все в порядке, говорил он; да, в пять часов все-таки должен подойти Гордон.
Гордон, — очевидно, тот самый подгулявший сменщик Дойля, — будет охранять ее до конца дня. Но он появится только в пять. Значит, когда настанет время пробраться на крышу, придется как-то отвлечь внимание Дойля.
Если она вообще решит пойти туда…
Полицейский повесил трубку.
«Ничего нового?» — спросила Карен.
Он покачал головой. — «Они нашли машину Роделла. Если даже обнаружили что-нибудь еще, пока молчат».
«Насчет моего мужа ничего не сказали?»
«К сожалению, нет».
Карен отвернулась. Отсутствие новостей — хорошие новости. Или нет?
Если она решит пойти к нему…
Уже почти три. Остается час на размышления.
«Мне надо переделать текст», — объявила она Дойлю.
«Да, конечно». — Он открыл шкаф, вытащил наугад журнал, поморщившись при виде манекенщицы на обложке, худющей и такой долговязой, что поневоле задумаешься над истинным значением слов «высокая мода».
Карен села за машинку и достала чистые листы бумаги.
Необходимо как-то решить проблему с заголовком. Она потратила на это примерно двадцать минут, добавив в текст две таких же бессмысленных фразы. Потом стала перепечатывать набело готовый материал. Она неторопливо стучала по клавишам, но мысли были заняты другой, по-настоящему важной проблемы.
Должна она идти на встречу с Брюсом, или нет?
Карен прекрасно понимала, что нельзя вечно все скрывать. Возможно, самое разумное — снять с себя тяжкий груз, рассказать Дойлю о звонке. Пусть полиция берет на себя ответственность, в конце-концов, это их работа. Она не получает зарплату за то, что рискует жизнью при выполнении служебных обязанностей. Если, конечно, не приравнивать замужество к службе…
Как бы сейчас возмутились феминистки! Первейшая обязанность женщины — забота о себе самой; брачные узы в их нынешнем виде такой же анахронизам, как миф о первородном грехе.
Но не для Карен. Она понимала и признавала необходимость эмансипации, но не могла отказаться от моральных обязательств перед близким человеком. Значит, на самом деле никакой проблемы не существует. Ведь выбора у нее нет. Придется идти, потому что надо любой ценой узнать правду. Пусть даже эта правда состоит в том, что она ошиблась в Брюсе.
Конечно, если такое произойдет, ей уже ничто не поможет. Но тогда будет все равно…
Сейчас важно одно: пробраться на крышу, оставшись незамеченной.
Карен бросила взгляд на часы. Пятнадцать минут четвертого. Дойль достал другой журнал и листал его, неодобрительно хмурясь при виде новейших образчиков гения Сен-Лорана. Если оставить его наедине с самим собой, он так и просидит до пяти. Вопрос в том, как это сделать. И тут ее вдруг осенило.
Она отодвинула стул, поднялась.
Дойль оторвался от журнала. — «Куда теперь направимся?»