— Прощай, Мирабета.
Он надеялся, что её смерть была мучительной. Мирабета это заслужила.
Эти мысли на миг удивили его, но лишь на миг. Тамлин осознал, что обращение к религии позволило ему свободно думать о вещах, о которых раньше он и слышать бы не захотел, по крайней мере не признал бы этого. Это осознание порадовало Тамлина. Ривален и Шар освободили его из оков прошлого, оков устаревшей морали. Прежний Тамлин погиб в тот миг, когда вонзил ритуальный кинжал в Виса Талендара. Труп прежнего себя новый Тамлин похоронил в глубинах своей веры.
Его пронзил порыв, желание символически выразить свою смерть и перерождение.
Уменьшительное от имени его отца погибло вместе со старым Тамлином. В конце концов, он не был меньше отца. Он был большим, чем отец мог когда-либо надеяться стать. Он был не Тамлином, не Двойкой, но Тамалоном II, и с этого момента будет так. Возможно, он прикажет отчеканить специальную монету к этому событию. Он решил, что Ривален оценит жест.
Когда солнце село, окрасив небо цветом кровавого багрянца, Саккорс пришёл в движение. От вида монументального сооружения величиной с Селгонт, плывущего по воздуху, у Тамлина вырвался восславляющий Шар возглас. Ривален отправил анклав на север, к Саэрбу, и собирался поймать беженцев в ловушку между войсками Шадовар и надвигающейся Бурей Теней. Таким образом он надеялся заставить господина Кейла помочь в уничтожении Кессона Рела.
Ривален, похоже, не был уверен, что господин Кейл поддастся на это, но Тамалон знал, что поддастся. Господин Кейл по-прежнему придерживался той же морали, что и сам Тамалон в прошлом, что и отец когда-то. Теперь Тамалон стал умнее. Беженцы были инструментом, который использовался для достижения более важной цели. Их отдельные жизни не имели значения.
— Любовь это ложь, — процитировал он. — Живёт лишь ненависть.
Он стоял на балконе больше часа, глядя, как Саккорс исчезает в ночи. С наступлением ночи его город пробудился к жизни. Фонарщики зажигали уличные фонари. В окнах лавок загорался свет. Он наблюдал за этим с улыбкой. Он накормил своих людей в разгар голода, защитил их от неспровоцированного нападения, устроенного амбициозной и лживой правительницей. Сэрлун уже принадлежал ему. Скоро за ним последуют Урмласпир и Йонн.
Если у кого и было право править Сембией, так это у него. Он это заслужил. Осталось только убедить принца Ривалена поделиться с ним тайной превращения в шейда. Тогда его правление продлится многие тысячи лет.
Он посмотрел в темнеющее небо. Селун ещё не встала. Безлунные сумерки принадлежали Шар.
— Во мраке ночи мы слышим шёпот пустоты.
Он обнаружил, что вытирает правую руку о штаны, и не смог понять — почему?
Глава шестая
Кейл и Ривен появились на вершине холма, в тенистой рощице, среди высоких лиственниц на краю саэрбского лагеря беженцев у озера Веладон. Ветер, срывая листья с ветвей, обдал их пылью. Небо над головой было затянуто серо-стальными тучами. Позади нависала Буря Теней. Кейл не стал оборачиваться, но чувствовал давление между лопатками, представлял себе скользящие по небу тёмные тучи, чёрный занавес, опускающийся перед последним для Сембии актом пьесы. Гром рычал, будто зверь, оповещая всех о том, что шторм голоден.
— Нужно спешить, — сказал Кейл. Он нутром чуял, что времени мало. Он попытался связаться с Магадоном.
Никакого ответа. Связь не действовала.
С их позиции на гребне холма открывался вид на кипящий от активности лагерь. Фургоны и запряжённые мулами телеги выстроили в большой караван на краю лагеря. Погонщики проверяли упряжь, колёса, оси, самих животных. Лошади, быки и мулы переносили осмотр с безразличием уставших и недокормленных. От каждого раската грома многие животные содрогались и ржали.
Организацией каравана руководили мужчины и женщины из отряда Абеляра, обычно блестящие доспехи которых поблекли в тусклом свете больного дня. Кейл заметил, что их лишь несколько десятков. Он решил, что остальные находятся в патруле.
Несколько человек стояли по щиколотку в озере, наполняя водой бочки и бурдюки, и передавали их подросткам, которые парами тащили воду к фургонам. По лагерю сновали взволнованные общей активностью тощие собаки, гавкая и мотая хвостами.
— Сворачивают лагерь, — сказал Ривен.
— Разумно, — отозвался Кейл.
Позади них несогласно прогремело небо.
— Пойдём, — сказал Кейл и зашагал вниз по склону. Слова Ривена заставили его замедлить шаг.