Выбрать главу

Елизавета Дмитриева

Царство живых

***

Так посланья любви пишешь, нежно и бережно:

Ты почти что и веришь, и все же не веришь, но -

Невозможное нам, все возможно открытости ночи.

(Равнозначно словам: «я люблю тебя очень» -

«Я ищу для тебя очки, для тебя – очки!»)

И в пещере за двести миров зажигают огонь светлячки.

Вот экран, а вот я, а вот рядом и брат, и сестра -

Это мир на земле, это светлость костра.

Наше пламя негаснущих рук,

Этот мир, как светильник, в котором заключена я.

Так земля довершает свой круг, новый день начиная.

***

Засыпала Лидия, преданная усталостью – да пусть смотрят.

Пели волны, глаза слипались, бессилью вторя.

Лидия засыпала, вода светлела у края моря.

В полусне любовалась: он шел, не задев ни рифа,

И вулкан колокольных волн водой его окроплял,

И смотрела, как в белоснежном порту Коринфа

Сходит брат ее со сверкающего корабля.

Полемика

земля.

Господи, да – я лгу.

Это пора кончать.

Время быть на лугу

Сусликов и зайчат.

Не пожалеть лакун

Вышвырнутого пня.

Видишь, мертва и лгу?

Так отпусти меня.

земля.

Они говорят, надоест им жизнь

И лягут к земле, и умрут. Но я

Только платье травы на себя примерила б

Зелёное,

Изумрудное!

Даже нищее, даже полынь и сныть,

Что хранимы духом земли и плах:

Когда ж, наконец, мне удастся все тело смыть,

То полой флейтой трава прорастет в холмах.

небо.

Образ сердца, человечьих житниц,

Кто тебя поставил сторожить нас,

Небо небо голубой берилл,

Кто создал фатиновые горы,

И хранит наш многолюдный город,

И меня красивой сотворил?

На Книгу Бытия

"Если б поверить, что видят обиду нашу, и что она учтена,

Если бы четко знать, что рука моя не напрасное сотворит.

Каждый строил себе дворец и обрушивалась стена,

Каждый пьесу писал и боль нарушала ритм.

Но разве план божественный женственно не хитёр?

Разве можно на каждого платье с одних лекал?"

…При полуденном зное человек сидел у входа в шатер

И трое путников показались издалека

Танец

Быть позволь.

Не лампадой – позволь отраженьем огня,

Быть – старательным контуром мела,

Повторением в танце шагов.

Оттолкнувшись от камня тоски по Тебе,

Развернуться к рассвету.

Расскажи, есть ли большая боль, чем искать?

Есть ли радость нежней, чем навечно найти?

Да и времени нет:

Это так. Просто так.

Колыбель для младенца, покуда не встал.

Покажи нам, как мудро украшен наш мир:

Водопады, дельфины и сердце Земли.

(И горячее сердце Земли).

И горячее сердце – его и – ее.

Настоящее сердце! Живое – ее!

И тогда я сыграю тенями ветвей

Это пламя.

***

Даже если бы не имела радости, как отречься?

В храме золотом песен славен, в полях – травой.

Нежной как облаком, гладится звук – буколики.

Август, и новый век, и золотой младенец -

Знаешь, куда ж мне деться?

Я буду живая завтра.

Когда ноги окрепнут, бегать открытой дорогой,

Не боясь василисков, и аспидов, и тираннозавров

Колыбельная солнцу

Перед смертью последняя просьба положена мне.

Если так, ты же знаешь, я силой мне данной такой

Сотворила бы снег и вечерние дли́ны теней,

Тайным пением тихим земли утвердила б покой.

Пусть последнее, что я увижу, когда я уйду,

Будет ветер, срывающий листья сухие несмело,

Где сливаются

Время

И мысли,

И дух

Размывается в белом.

Где присуща любовь, но любовь бессловесней земной:

Любоваться любым-не жалеть-обладать не желать.

И надежда на дом, и надежда пребудет со мной!

И – ещё повторяю – любви белоснежная гладь.

Где толкуют снежинки премудро о тайне планет.

(Я уйду и умру, но у смерти меня отвоюй).

Не о смерти и боли – о нет, белоснежная, нет!

Не о смерти – о свете.

(Дай руку прижаться твою).

Маленькому волхву

Я пишу к тебе, мое дорогое солнце,

Тщетно и суеверно. Да не коснется

Странная горечь плодов перезрелых слова,

Да ничего усталого или злого,

Только малая песня (скрытая облаками,

Или сжатыми кулаками) -

Словно гладью – камень.

Выйди на берег, сядь же со мною рядом,

А́дам ты, А́дам!

Вспомни диснеевским заревом, – но не адом.

Пыль бездорожья смой.

.

.

.

Мальчик молится на звезду, а как вырастет,

Так она его

возвратит

домой.

Зимняя мозаика