Платон Зубов. Оставьте меня в покое!
Бенигсен. Если вы…
Платон Зубов. Убирайтесь к черту!
Бенигсен. Если вы сейчас не согласитесь идти с нами, я вас убью на месте.
Вынимает пистолет.
Платон Зубов. Что за шутки!
Бенигсен. А вот увидите, как шучу.
Взводит курок.
Платон Зубов. Перестаньте, перестаньте же, Леонтий Леонтьевич…
Бенигсен. Решать извольте, пока сосчитаю до трех. Раз – идете?
Платон Зубов. Послушайте…
Бенигсен. Два – идете?
Платон Зубов. Э, черт…
Бенигсен. Три.
Платон Зубов. Иду, иду.
Бенигсен. Ну, давно бы так. (Палену.) Князь идет – пилюли изрядно подействовали.
Пален. Ну, вот и прекрасно. Значит, все готово. Хозяин, шампанского! Выпьем – и с Богом.
Депрерадович. Ваше сиятельство, а как же мы в замок войдем?
Пален (указывая на Аргамакова). А вот Александр Васильич проведет – ему все ходы известны.
Аргамаков. От Летнего сада через канавку по малому подъемному мостику.
Яшвиль. А если не опустят?
Аргамаков. По команде моей, как плац-адъютанта замка, опустят.
Депрерадович. А потом?
Аргамаков. Потом через Воскресенские ворота, что у церкви, во двор и по витой лестнице прямо в переднюю к дверям спальни.
Яшвиль. Караула в передней много ли?
Аргамаков. Два камер-гусара.
Депрерадович. Из наших?
Аргамаков. Нет. Да с двумя-то справимся.
Денщики подают на подносах бокалы с шампанским.
Пален (подымая бокал). С новым государем императором Александром Павловичем. Ура!
Все. Ура! Ура!
Бенигсен (отводя Палена в сторону). Игра-то, кажется, не стоит свеч?
Пален. Почему?
Бенигсен. А потому, что с этими господами революции не сделаешь. Низложив тирана, только утвердим тиранство.
Пален. Ваше превосходительство, теперь поздно…
Бенигсен. Поздно, да, – или рано. А жаль. Ведь можно бы… Эх!.. Ну, да все равно. Le vin est tiré, il faut le boire. Идемте.
Пален. Идемте, господа!
Голоса. Идем! Идем! Ура!
Талызин. Ваше сиятельство, как же так? – ведь мы ничего не решили…
Голоса. Довольно! Довольно! Идем! Ура!
Все уходят. Два денщика, старый – Кузьмич и молодой – Федя, гасят свечи, убирают со стола, сливают из бокалов остатки вина и пьют.
Федя. Дяденька, а дяденька, грех-то какой – ведь они его убьют?
Кузьмич. Убьют, Федя, не миновать, убьют.
Федя. Как же так, дяденька, а? Царя-то?.. Ах ты, Господи, Господи!
Кузьмич. Да что, брат, поделаешь? От судьбы не уйдешь: убили Алешеньку,[42] убили Иванушку,[43] убили Петеньку,[44] убьют и Павлушку. Выпьем-ка, Федя, за нового.
Федя. Выпьем, Кузьмич! А только как же так, а? И какой-то еще новый будет?
Кузьмич. Не лучше старого, чай. Да нам, что новый, что старый, все едино, – кто ни поп, тот и батька.
Федя поднимает с пола гитару, брошенную кн. Долгоруким, и, как бы о другом думая, тихонько перебирает струны. Кузьмич сперва тоже тихо, потом все громче подпевает.
Кузьмич.
Вторая картина
Комната княгини Анны Гагариной. Налево – дверь в спальню; в глубине – дверь на лестницу, ведущую в апартаменты государя. Направо – камин с огнем. В углу стенные часы. Ночь.
Павел и Анна.
Анна сидит в кресле у камина. Павел у ног Анны, положив голову на ее колени, дремлет.
Анна. Баю-баюшки-баю! Спи, Пáвлушка, спи, родненький!
Павел. Какие у тебя глазки ясные – точно два зеркальца – вижу в них все и себя вижу маленьким, маленьким… А знаешь, Аннушка, когда я так лежу головой на коленях твоих, то будто и вправду я маленький, и ты на руках меня держишь, баюкаешь…