— Ты же знаешь... — шёпот в пустоту, но он слышит, я уверена, — ты всё знаешь... — мою любовь, мои чувства, моё сердце, что всецело тебе принадлежало. И принадлежит. Но оно попросту треснет на мелкие осколки, если я приближусь к гробу хоть на шаг. Поэтому остаётся прятаться в тени старого дерева, прикрывая голову капюшоном.
После я просто убегаю. Убегаю, куда несут ноги, лишь бы подальше от суеты, подальше от сострадания и тех взглядов, которыми любят безбожно одаривать другие.
Нет...
Остановите.
Остановите эту боль...
Выключенный мобильный, я знаю, что мои друзья меня наверняка ищут, а Наташа уже зарекается настучать по голове, но мне плевать. Прости, Натали, сейчас мне просто необходимо остаться одной, убежать ото всех, даже от дождя, который назойливо преследует и загоняет чуть ли не на окраину города.
А небо чёрное. Сгустившиеся тучи и редкие раскаты грома, но даже это не сможет сейчас сдвинуть меня с мёртвой точки. Я всё также смотрю вверх, где-то под сердцем тепля абсолютно глупую идею его увидеть. Хоть на секунду, хоть на миг. Увидеть его образ, хотя бы в последний раз...
Я стою так долго, покуда ног начинаю от холода не чувствовать. Промокаю до нитки, нехотя разворачиваясь и всё же топая домой. В общагу, если быть точнее. Потому что я не имею ни малейшего представления о том, сколько должно пройти времени, чтобы я смогла себя перебороть и переступить через порог Артёмовского дома.
— Нина! — как и следовало ожидать, с самого порога ко мне несётся Наташа. — Где ты была? Нельзя же так, чёрт возьми!!! — девчонка вьётся возле меня, но я молча топаю к себе, убеждая саму себя о том, что извинюсь перед ней завтра. Или послезавтра, или вообще, как смогу полноценно разговаривать. Потому что сейчас нет никакого желания даже рот раскрывать. И я надеюсь, что меня не осудят.
День, два, и даже десять, я попросту не выхожу из своей комнаты, лишь изредка поднимая бренное тело, дабы выкурить сигарету. Курить я, к слову, стала очень много. Если уж совсем в подробности вдаться, то сигареты заменили мне еду. А лёгкий алкоголь — обычную воду. И так продолжалось до тех пор, пора голоса в голове не надоели, и я всё же решилась выйти из заточения и отнести себя на пары, дабы забить голову ещё и другими голосами.
Кажется, я превращаюсь в занудного подростка в стадии переходного возраста. Я не реагирую на друзей, на их попытки вытащить меня из этой ямы всяческими способами, ибо ни один из них не действенен. А не действенен он лишь потому, что мне это к чёрту не сдалось.
И всё-таки одному из членов нашей компании это всё же надоедает. И пускай он только мой брат, но в один из вечеров он крепко хватает за руку, притягивает, строго глядя прямо в глаза и отчитывая, подобно отчиму.
— Ты можешь тосковать, можешь с нами не разговаривать и тому подобное, но убивать себя я тебе не позволю, — потому что я сбросила минимум пять кило, а то и больше. А для моей комплекции это ощутимо, учитывая, какими ярко выраженными стали скулы, да и рёбра, которые через кофту пересчитать можно было. Про круги под глазами промолчу. В общем, внешняя картина была не лучшего варианта. От меня ночью в подворотне спокойно шарахнуться можно было. — Если бы он увидел это, он бы с меня шкуру живьём снял. А потом и с тебя, — поднимаю глаза и смотрю наконец прямо на брата, а не сквозь него. Даже дышать начинаю немного чаще. — Он бы точно не хотел тебе такой жизни. А она продолжается, пойми это. И прими.
Я чувствую боль в его словах. Чувствую, как сложно они ему даются. А ещё чувствую, как в уголках глаз начинает собираться влага.
Подумать только... как жизненно. Никакие сюсюканья и пламенные речи не пробили меня так, как простая и сухая правда.
— Не захочешь вылезать сама — вытащу тебя насильно, и ты это знаешь. Решай сама, — и никаких объятий братских и напутственных слов. Никакой подставленной для слёз жилетки, потому что правда одна: по-хорошему я и правда разучилась понимать.
Кажется, я разучилась делать многое. Без него... И теперь мне действительно придётся принимать реальность. Жестокую, ломающую реальность, где его нет. Придётся не просто переучивать себя во многом, а придётся, наверное, учиться жить заново. И вылезать из этой алкогольной ямы хотя бы ради того, чтобы мои друзья не чувствовали потерю сразу двоих. Ведь им тоже не легко, я знаю. Вот только опорой и поддержкой стать сейчас ну никак не могу. Это выше, выше моих сил, поднять сейчас голову, оглянуться и убедиться в том, что всё это не сон, что я уже не проснусь в тёплой кровати в его объятиях.
И пока на меня разом обрушиваются все эти мысли, проход которым я чётко заблокировала хоть на какое-то время, дабы не сдохнуть от всепоглощающей боли, раздирающей на куски остатки сердца, волна слёз подступила, едва я успела закрыть дверь комнаты.
— Ты ведь мне обещал... — ноги не доносят до кровати, потому что я падаю перед ней на колени, стараясь протолкнуть в горле противный ком, что вздохнуть мешает, — ты обещал... — это напоминает истерический шёпот.
Я помню, я всё ещё помню выражение его лица, когда видела его глаза в последний раз там, на пороге дома. И я помню те заветные три слова, вера в которые не покидала даже на похоронах. Что угодно, но только не это. Нет... Я отказывалась в это верить.
— Ты обещал вернуться! — мокрая пелена затмила радужку глаз настолько, что я практически ничего перед собой не видела. Только простыни со звериной силой в пальцах сжимала, до хруста костяшек, потому что не человеческая боль ломала кости изнутри, выворачивая меня наизнанку и заставляя то выть, то мычать, выпуская из себя, кажется, всё, что копилось неделями. — Ты обещал мне быть рядом, но тебя нет!!! — снова кричу куда-то в простынь, задыхаясь от безысходности.
Такое чувство, что наволочки уже пропитались влагой, а у меня попросту кончился запас сил. Безвольным куском мяса я просто сидела на полу, не поднимая с кровати головы и вдыхая запах простыней снова и снова.
Боль... И ничего больше.
Только чьё-то нежное прикосновение районе лопаток, а после — голос, подобный моему. Окс...
— Выпусти это из себя... — копия села на корточки рядом, вовсе не добиваясь моего внимания. Она просто говорила, уверенная в том, что я слышу, что я слушаю. — А лучше в лесу покричать. До такой степени, чтобы голос сел. — Потому что Оксана и женская солидарность, кажется, понятия несовместимые. Всё просто и от сердца. — Мне знакомо это чувство, очень. Главное, когда собственная ничтожность будет догрызать остатки, помни, что есть ещё те, ради кого тебе нельзя за ним следом.
Хоть я и не создавала никогда впечатления человека, который в петлю полезет, Окс всё же перестраховалась, предположив и озвучив радикальный исход. А после просто молча удалилась, оставляя меня одну.
Нет...
Половину меня.
Потому что половину меня бесчеловечно забрали. Забрали и уничтожили. Оттого и свет в глазах погас, но сестра права была. У меня есть Лина, есть брат, есть Нэт, в конце концов, которой я нужна, как воздух. И я себе обещаю, что найду силы встать на ноги.
И мне в этом непременно помогут. Потихоньку, медленно, по одному шагу, и мне не стыдно будет попросить помощи у тех, кто хоть немного, но смогут вдохнуть в меня жизнь.
А вот действительно ли это будет жизнью, или всего лишь жалким существованием, зависит только от меня. И я обязательно найду в себе силы и на то, чтобы прийти на его могилу, где обязательно поговорю вслух с надгробным камнем, как бы нелепо это не звучало. Но я обязана. Я просто обязана поблагодарить его за всё, что он сделал с моей жизнью. За всё, что показал, что дал, что сделал...
Ну а пока я только благодарю судьбу за этот пройденный этап, давший нехилый толчок и огромный опыт, а самое главное — эмоции. Мощные, яркие, неподдельные. И если бы была такая возможность, я бы непременно нажала рестарт...