Снова морщу нос, но взгляд уже более вкрадчивый. Конечно, то, что он подсел на какую-то дрянь ни коим образом его не оправдывает, но сейчас он стоит передо мной в абсолютном адеквате, даже глаза не отдают той самой дичью, от которой хотелось бежать за километры, если не дальше...
— Я знаю, что обычными извинениями ни черта не изменишь, но я хочу, чтобы ты знала — мне жаль.
Ему жаль... Ему, блять, жаль!
— Ты нашёл нас, выкрал меня, и теперь говоришь всё это с какой целью? Чего ты хочешь? — кажется, отведённые ему пять минут на исходе, но мне почему-то не хочется поглядывать на часы или выбегать через окно. С каждым его словом начинаю потихоньку успокаиваться, хоть и от его нахождения рядом до сих пор не по себе.
— Я был с ними херову тучу лет, и даже после всего случившегося я не могу найти себе места. Знаю, что прежних отношений не вернуть, но если не попробовать — буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Оцепенение спадает, глаза становятся ровно по пять рублей, повторный смешок не заставляет себя ждать, ещё так артистично и непреднамеренно всплёскиваю руками, находя вдруг в своём тоне небывалую уверенность, от которой аж не по себе становится.
— Ты серьёзно? Вот прям серьёзно сейчас??? — от моего повышенного тона он и сам напрягается, а из меня продолжает литься эта песня, которую я уже не контролирую. — Сначала та херня на мосту, потом ты вовсе явился в наш дом и угрожал пистолетом мне и моей сестре, а сейчас слез себе какими-то силами с наркоты и хочешь всё вернуть??? Господи... — пальцами в волосы зарываюсь и не верю всему происходящему. Даже автоматически к двери топаю, словно не желая слушать весь этот бред.
— Нина...
— Не приближайся! — один шаг в мою сторону, и я рычу. Громко, с опаской, выставляя вперёд руки и наблюдая, как он отзеркаливает моё движение, вновь держа дистанцию. — Я понятия никакого не имею о твоей реабилитации и прочем, но мне это и не интересно, поэтому делай, что обещал — не мешай мне уйти! — мотаю головой и в очередной раз усмехаюсь себе под нос, всё ещё пребывая в шоке от его наглости. — Ты меня изнасиловать пытался... — то самое, что сидело в глубине, наконец вырывается, когда я уже было хватаюсь за ручку двери.
— А у одного из нас это даже получилось.
Слышу голос за спиной и на мгновение застываю.
Пальцы ту самую ручку отпускают, сердце издаёт пару незапланированных ударов, а затем я медленно к нему разворачиваюсь, выставляя вперёд руку и тыча в него указательным пальцем.
— Не смей... — не знаю, кажется ли мой голос сейчас угрожающим, но вот глаза уж точно источают недовольство, — даже не думай, ясно тебе?
Не знаю, что это для него: попытка столкнуть нас лбами или же просто окунуть в прошлое, но Макс не сдаётся, он смотрит прямо мне в глаза, словно ни капли не жалеет о сказанном.
— Это просто факт, который ты проглотила. Так постарайся принять и то, что людям свойственно меняться, стоит лишь дать им второй шанс.
Смотрю на него в упор, стараясь разглядеть что-то, что за призмой этой прямоты. Вот только ни черта не выходит. В его глазах лишь какая-то бездонная яма и полнейшая опустошённость, потерянность...
Он всё такой же. Только, кажется, немного худее стал, да и бешенство из взгляда куда-то делось. Он теперь прямой и глубокий, словно порождающий во мне внутреннюю борьбу самых моих противоречащих качеств. Как ни крути, но в его словах есть львиная доля правды, и, возможно, именно она заставляет меня всё ещё стоять здесь.
— Тебе ведь сказали, что меня захоронили собственноручно, так? — теперь вопросы сыпятся на меня, но с той самой интонацией, которая ответов моих вовсе и не требует. — Глеб даже не упоминал, как приволок мне первую дозу? И он наверняка не рассказывал о нашем с ним путешествии, пока ты была в больнице? — единственное, в чём я сейчас уверена, так это в том, что моя голова сейчас взорвётся. — И про отношение Леры ко всему этому он тоже навряд ли упоминал. — Макс делает шаг назад, поднимая подбородок чуть выше. — Ты можешь идти и послать меня к чёрту, но если ты готова принять всё сказанное и выйти со мной на разговор, то я буду ждать тебя завтра в семь возле той недостройки.
Первый раз за последние несколько минут я понимаю, что даже не моргала. Просто стояла уставившись и пытаясь переварить всё то, что только что услышала. А ещё пыталась вспомнить, что не стоит делать поспешных выводов, ибо, чёрт возьми, вся эта компашка изначально была отнюдь не идеальной. Вместе с Сименсом, будь он трижды неладен.
— Рассказывать им всё, или нет — твоё право. Выбор за тобой, — я даже слышу, как он тихо выдыхает.
После — затишье, а затем вновь его голос, дающий понять, что те самые пять минут давно истекли.
—Иди... — кивает на дверь и будто ждёт, когда я покину эту комнату.
Что я, собственно, и делаю. Только перед этим пытаюсь выйти из ступора, а уже потом оказываюсь за пределами его личного пространства, выходя в коридор своего же общежития.
Чёрт... и ведь нет никаких руинов или подобного, я не нахожусь за пределами города и мне не приходится молиться о том, чтобы мне пришли на помощь как можно скорее.
Моя свобода воли не нарушена, я шагаю по коридору и пытаюсь понять, каким магическим чудом меня не поглотила страшная часть моего кошмара, когда я вечно оказывалась в центре каких-либо передряг.
Шаркаю по полу подошвой, шагая как можно медленнее, пока пытаюсь соображать. Как появлюсь сейчас перед своими, которые уже наверняка голову сломали насчёт моей пропажи, что скажу им, и как вообще подберу слова, чтобы остановить Сименса, ибо в голове уже чётко стоит картинка, как он рвётся за стволом и бросается на Макса, как бык на красную тряпку.
Безусловно, к самому Миронову у меня тоже уйма вопросов, но на первом месте ситуация, заложницей которой я стала неожиданно даже для себя.
— И как скоро ты собирался нам всем об этом рассказать? — Морт недовольно жестикулирует руками, челюсть сводит, скулы уже и подавно вибрацией зашлись, но шестое чувство блондину подсказывает, что вовсе не от вранья такая реакция.
Понимание этого приходит, когда Глеб бросает взгляд на Леру.
Она всё ещё сидит на кровати, пытаясь принять расслабленную позу. Но напряжение каждой мышцы выдаёт, девчонка смотрит куда-то в пол и что-то мысленно через себя прогоняет, пытаясь понять, что ей сейчас чувствовать.
Ведь никто не забыл её порывов покончить с собой, как только она узнала о смерти Макса. Ни для кого секретом не являлась эта ментальная связь, облачившая себя сразу же, стоило Сименсу спустить курок. Упорно подавляемые брюнеткой чувства сдали себя с потрохами сразу же, это и тупому было понятно. Неразделённая любовь, преградой которой явилась гордость. И сейчас её можно было читать, как открытую книгу.
Да и Морт отличался не меньше, ведь как ни крути, а пережитых чувств не выкинешь, особенно, когда встречаешься лицом к лицу с тем, кого давно похоронил.
Его нервное покусывание губ, хруст костяшками и метания зрачков с угла в угол нельзя было объяснить неуверенностью, но каждый, присутствующий сейчас в комнате прекрасно понимал, что происходящее — далеко не из приятных.
— Простите меня... — она вдруг тихо молвит, обращая на себя внимание троих, — я сбежала, как последняя трусиха, но я понятия не имела, как реагировать, когда он возник передо мной живой и невредимый... — досказать не выходит, она едва сглатывает подошедший к горлу ком и пытается не выдавать истинных эмоций, которые с трудом сейчас разобрать может. К слову, в сторону Морта даже не смотрит, отчего-то боясь встретиться сейчас с его глазами.
Насчёт её вчерашнего побега к ней, кажется, ни у кого претензий не было. Ведь не каждый день доводится видеть того, кого последний раз видел мёртвым. Да ещё и в далеко нетрезвом виде.
Вопросы о его воскрешении и всех сопутствующих деталях на второй план, Сименс словно ретируется из этого состояния, встряхивая белобрысой головой и призывая каждого покинуть зону ступора.
— Сейчас самое главное — найти Нину. А после уже будем думать, что, как, и почему.