Чёрт, я аж по стойке встаю и чуть честь ему не отдаю, как солдат боевой. Осталось только сказать «Есть сэр!», но благо, кусочки логики ещё присутствуют, и я просто искренне его благодарю и вылетаю за двери.
С такой же скоростью несусь и до общежития, напрягая память и усердно вспоминая, где обитает эта шумоголовая, чтоб её...
Влетаю на второй этаж, сжимая пальцы в кулаки и вспоминая, как Нэт просила быть аккуратней. Интересно, что она имела ввиду? Опасаться её боевых навыков, или же не войти в раж и не оставить её мозги на стенах?
Ай чёрт с ним, буду действовать, исходя из ситуации.
Кровь в жилах закипает, скулы сводит авансом, я наконец останавливаюсь перед её дверью, сжимая пальцы в кулак и стукая по этой двери так, что если не снесу к чёрту, то точно вмятины оставлю.
С той стороны движения никакого, повторяю операцию. И так трижды, пока не закипаю окончательно и не хватаюсь за ручку, с упором на ту нажимая.
Примерно тогда и настигает всепоглощающая эмоция «рукалицо», потому что я, блять, долбилась в открытую дверь.
Несмотря на то, что на дворе день, в квартире темно. И опять дежавю, стоит увидеть наглухо задёрнутые шторы.
Прохожу медленно, крадусь зачем-то. Тихонько закрываю дверь и прохожу дальше, не разуваясь. И удивление себя ждать не заставляет, когда среди разбросанного по комнате хлама вижу Окс.
Такое чувство, что давеча тут орудовали воры. Иначе объяснить этого погрома я не могу. Ну, либо это её бесы наружу выползали, и она персонально всё разнесла. И теперь сидит себе на полу, облокотившись на кровать и хлестая виски прямо с горлышка.
— Убить меня пришла? — её мёртвые глаза смотрят на меня с... надеждой? Нет. Игра воображения. Они до чёртиков пустые. Что тут, твою мать, творится? — Как раз вовремя, — ещё и бутылкой мне салютует, зазывая к себе. — Даже сопротивляться не буду, — делает глоток и даже не морщится.
— Эм, — выбивает из колеи, вводит в ступор, и я воровато осматриваюсь, пытаясь понять хоть что-то. Ещё бы вспомнить, зачем пришла. — И который день? — киваю на бутылку в её руках, понимая, что она не единственная. Об этом говорят отёки под глазами и измученно-уставший вид. Ещё бы, столько пить.
— Понятия не имею, — разводит руками, даже предпринимает попытки подняться. Провальные попытки.
— Устала быть дрянью? Перезаряжаешься? — не кулаками, так словами. Да, Кескевич?
— Ха, — только сейчас замечаю, что с её волосами. Не дурно... — сечёшь фишку, — не огрызается, не прыскает ядом... да в чём дело?!?
— Я, вообще-то, поговорить хотела, — выдерживая паузу, собираю пальцы в замок и невинно выдаю, наблюдая за её подавленной физиономией. — Ну, ещё пару волос тебе выдрать, — она что, усмехается? — Возможно, выбить пару зубов.
— Так вперёд, — снова разводит руками, отставляя бутылку, — вот она я. Беспомощная и беззащитная, — блять.
Брови хмурю, губы поджимаю, пока она смотрим взглядом своим выжидающим. Но, так и не дождавшись, фыркает, снова хватаясь за горлышко.
— Ну и не мешай тогда, — мордаху свою обиженную отворачивает и снова принимается вливать в себя пойло.
Примерно с минуту ещё стою, а потом не выдерживаю. Подхожу, нагло бутыль из её рук забираю и остаюсь рядом стоять, заставляя её поднять голову свою бестолковую.
— Эй, отдай... — ручонки свои тянет, жалкое зрелище.
— Спасибо, — выдаю вдруг, и её правая бровь ползёт вверх, мол, за что это? — За то, что показала, как я буду выглядеть, если нахуй сопьюсь.
— Хм, — снова танго её покусанных губ, а руки балластами падают на пол. — Ну ведь знала, не до конца я бесполезна...
— Да что с тобой, мать твою!? — не сдерживаюсь настолько, что хочется пнуть эту девку, вот только нога не поднимается.
— Слушай, — так, судя по тому, что ладонью она на кровать опёрлась, следует ожидать, что сейчас встать попытается, — вместо того, чтобы мне тут нотации читать — иди лучше к друзьям, к мужику своему, который тебя, блять, любит! — О-о-о, судя по тембру, не сложно догадаться, что в этом пьянстве неразделённые чувства виноваты. Странно только слышать это от снежной королевы. — Ну перепутал малость, ну с кем не бывает. Просто не повторяй моих ошибок и не теряй, ик, любовь. Это, сука, такая редкость в наше время! — спустя тонну попыток она наконец встаёт на обе ноги, и теперь её лицо прямо напротив. Вместе с перегаром... — Умей засовывать гордость в жопу, вот, что я тебе скажу! — только говорит она это, по-моему, не мне. — А то наступит необратимый момент, и будешь лить слёзы, что была гордой ебанутой дурой... — не знаю, что конкретно она хотела: вальяжно волосы поправить, или об собственную ногу споткнуться. Если второе, то вышло на ура.
— Лить виски, ты хотела сказать... — дыхание сбивается, поскольку в этот момент ловлю её пьяное тело практически в полёте. Ещё и за талию удерживаю, лишь бы эта пьяная идиотка не грохнулась.
Она ещё что-то возмущённо бормотать принимается и пальчиком своим тычет, пока я делаю вместе с ней несколько шагов и кое-как дохожу до ванной.
— Ты чего делаешь? — это она говорит, будучи опущенной башкой своей в ванную, где я направляю на неё душ и щедро поливаю холодной водой. — Блять! — трезвит, однако.
Она сейчас не в том состоянии, чтобы со мной справиться, поэтому я легко осуществляю задуманное и наконец отпускаю. В тот самый момент, когда рвотный позыв ждать себя не заставляет, и девчонка быстро плюхается на коленки перед унитазом, поспешно открывая крышку и извергая из себя практически всю гадость, которой пичкала себя все эти дни. Господи...
— Легче? — кажется, я просто мастерски притягиваю к себе эпический пиздец. Полчаса назад я шла сюда, сжимая в кулаки пальцы и мечтая расцарапать этой сучке морду, а теперь стою тут с ней над унитазом и придерживаю заботливо так её мокрые волосы, пока она блюёт. Красота, ничего не скажешь. — Ты всё? — ещё и интересуюсь, Боже ты мой.
А когда получаю в ответ кивок утвердительный, то с лёгкостью поднимаю её с пола, снова окуная в ванную и проводя ту же самую процедуру с душем, пока эта истеричка кроет меня всевозможными матами. Очухалась, блять.
— Держи, — кидаю ей в руки полотенце и умиляюсь, как быстро она его ловит. Реакция на месте, значит. — Пошли, — одной рукой под локоть её беру, а второй за талию придерживаю, потому что ловкость рук может и вернулась, а вот ноги ещё держат плохо.
— Да отвали ты... — ещё и брыкаться пытается, вот только настолько вяло, что мне и силы то применять без надобности. Поэтому и довожу её спокойно до комнаты и скидываю на диван, садясь рядом. — Чего ещё? — обиженно цыкает и даже ноги под себя поджимает. А я улыбаюсь отчего-то, уж слишком она мне мокрую кошку напоминает.
— Да так... — ухмыляюсь в ответ, получая взгляд недоверчивый. Неужто думает, что я дождусь, пока протрезвеет окончательно, дабы морду ей набить? — Полагаю, это из-за тебя Гоша в таком же состоянии? — мне стоит его имя произнести лишь, как у девчонки шерсть дыбом. — Ну, он, по крайней мере, на ногах стоит, — тут же руки поднимаю примирительно, поясняя, что он не в такую стельку.
— Тебе вообще какое дело до меня? — всё ещё недоверительно косится, а меня вдруг как иглой пронзает... Это насколько же нужно загнать себя в угол, чтобы шугаться от любого проявления человечности в свою сторону?
— Не хочу, чтобы ты совалась в коридор в таком виде, — нагло осматриваю её с ног до головы, сама головой качаю. — А то увидят ещё, каким помятым моё лицо может быть, ну его нахуй... — не знаю, зачем, но улыбаюсь. По-доброму так, сама от себя не ожидая.
И Оксана эту улыбку зеркалит, чуть губы скашивая. Дескать, за столько дней забыла, как улыбаться.
— Не высунусь, не переживай, — отводит взгляд и смещает его на отставленную мною бутылку. — Просто отдай мне моего друга, и можешь быть спокойна, — её палец направлен на бутылку Джека, а мой — к переносице, которую я тру с несколько секунд прежде, чем совершить в своей жизни очередную глупость. Потому что я буду не Кескевич, если не усугублю.
— Есть предложение получше, — плавно с дивана поднимаюсь и подаю ей руку, пока та глазами дикой кошки смотрит на меня. — Предлагаю пойти на измену и выпить пива с креветками, — и пока её брови медленно, но верно лезут на лоб, я чуть наклоняюсь, продолжая уже шёпотом. — А Джеку мы ничего не скажем...