Успокоив сестру словами и демонстрацией того, что мы стоим перед ней живые и невредимые, я вдруг почувствовала сдавленную боль чуть выше локтя. Вцепившись в меня хваткой разъярённого зверя, Наташа быстро закинула меня в мою спальню, извиняясь перед Линой и закрывая за нами дверь.
— Чем ты думала??? — вопрошая с расстановкой, она практически кричит, а я невидимо прижимаю уши к голове и виновато опускаю голову, в очередной раз ругая себя за то, что натворила делов без её ведома. — Если этот пацан рот раскроет, то они не будут разбираться, чьего великого ума эта ахуенная идея! И пиздец придёт обеим! — её сверхэмоциональная жестикуляция грозила разнести как минимум половину моей комнаты.
— Ну прости, что придумала этот план на случай, если Артём не захотел бы тебя отдавать! — пытаюсь отбиться, хотя верно знаю, что проигрываю ей в здравом смысле. — Вдруг запер бы тебя где-нибудь, или ещё чего! Вот и идея, включающая в себя Лину, Максовского брата и маминого снотворного, которого у нас дома хоть жопой ешь, показалась мне не такой уж и плохой! Я бы просто пригрозила пацанёнком! — я старалась достучаться, что сделала я это не от великого ума, а лишь потому, что боялась за её шкуру.
— Только он не пацанёнок. — Её голос внезапно поутих. — Твоя сестра всегда будет для тебя малявкой, но я тебя удивлю, — выдыхая, он села на край моей кровати. — Это восьмой класс, и они там далеко не дети. Ещё скажи, что считаешь её рот абсолютно девственным, не облобызавшим ни одного пацана.
Доля её слов меня хоть и пугала, но я прекрасно понимала, что все они — чистой воды правда. Ещё и неизвестно, что могло прийти ему в голову.
— Чёрт... — теперь я тоже выдохнула, плюхаясь рядом на кровать и закрывая лицо руками. — А вдруг он что-то бы с ней надумал сделать? А я блять думала только о нас. Он же мог ей навредить...
И сезон самокопания и ненависти к себе объявляется открытым.
И сделанного в который раз не воротишь.
Поэтому остаётся только надеяться, что пацан ничего не разболтает. Но готовиться стоит к худшему...
Следующий выходной мы провели втроём у меня дома, стараясь всячески отвлечься и не думать о том, что завтра понедельник. Звонков в дверь, как и на телефон, на удивление не поступало, что заставляло отчасти радоваться, а отчасти — переживать, что это лишь затишье перед бурей. В конце концов, они и так не мало насолили, что такого в нашем поступке? В моём, если быть точнее. Ведь всегда можно сослаться на бабскую тупость, сделать рожу кирпичом и до усрачки доказывать, что моей сестре просто приспело провести с ним время наедине, пока дома никого нет. И чёрт его знает, как прошло это воскресенье. Помню только гору всяких чипсов, сухариков, сладкой воды и сериал. Вкусности, разумеется, купила Наташа на те самые триста рублей, которые удалось сэкономить. Мне, кстати, повезло. Она согласилась переночевать сегодня у меня. Ведь я просто обожаю те моменты, когда, обложившись подушками, мы засыпаем на моей кровати, обсуждая школьные новости, внешний вид некоторых особ, и кто с кем целовался на перемене. А ещё мне повезло, что моя блудная мать сегодня не явилась домой и не притащила за собой свой любимый перегар.
Заснули мы с ней поздно, но меня до жути радовал тот факт, что я без особых осложнений открыла глаза ровно в 7:00. Ни желания подольше остаться под одеялом, ни желания поджечь школу... Даже улыбка появилась, несмотря на утро понедельника. Но вмиг исчезла, стоило вспомнить, кого в школе придётся лицезреть.
Собравшись, мы нашей святой троицей двинулись по родному маршруту, трижды повторив по дороге отработанную нами версию насчёт одноклассника Линары. Но троица распалась, стоило нам зайти в школу. Наташа двинулась в столовую, аргументируя это своим сушняком, Лина побежала к своим девчонкам, а я побрела на второй этаж, открывая свой шкафчик и запихивая туда учебники. И наверное, только тупой бы не догадался, кто меня там будет поджидать.
— Сбежавшая тусовщица. — На это раз он появился не рядом: ни справа и ни слева, а чётко за моей спиной.
— Как же я рада тебя видеть... — закатывая глаза на выдохе, закрываю дверцу и разворачиваюсь лицом к блондину, опираясь спиной на шкафчик. — Что на этот раз?
— Сразу к делу. — Несмотря на малое расстояние, он приближается ещё больше, опираясь рукой на дверцу и оставляя между нами сантиметры. — Вы за идиотов нас решили держать? — Его лицо на удивление спокойно, как и тон, что не может радовать.
— Не понимаю, о чём ты. — Это сложно объяснить, но в этот момент мне чертовски не легко сделать даже то, что у меня лучше всего в жизни получается — включить дуру.
— Смотри-ка. — Его дыхание проходится по моей щеке горячим воздухом, в то время как он отворачивает лицо чуть левее, указывая пальцем на нашу одноклассницу. — Задачка: кто из вас обеих нажил себе проблем до конца учебного года? — он ехидно поджимает губы, приподнимая одну бровь. — Спойлер: не она. — Снова эта улыбка, которую хочется стереть, как и его самого. Он сверлит меня своими глазами с такой невидимой силой, что мне на минуту кажется, что мои глазные яблоки вдавлены по самое не хочу. — Обещаю, твой школьный год будет весёлым.
А мне ничего и не остаётся, кроме как сглотнуть. Громко так, выдавая с потрохами весь мой страх. Репетировали ведь речь. Репетировали. Трижды, блять. Как и в каком тоне нужно донести до них информацию о том, что споить чаем со снотворным Максовского брата было далеко не коварным планом, а маленьким бабским провалом, о котором им знать не стоит. И я поистине включаю дуру именно сейчас, засовывая язык в задницу и дрожа перед тем, кто упивается сейчас моим положением.
— Ну чего ты, пупсик? — добивает своей наигранной добротой, в то время как я молюсь, чтобы чёртов звонок уже прозвенел. — Не скукота ли жить в учебниках от субботы до субботы, с единственной подругой и алкоголичкой матерью? — Отлично, он всё про меня знает. Чувствую себя сейчас тем самым пожирателем пицц — изгоем класса, хуже уже некуда. Остаётся только сдаться, и топать отсюда с опущенной головой. Но только я хочу уйти, как он неожиданно останавливает, перехватывая за плечо и вынуждая оставаться в таком положении. — Запомни мои слова... — он чуть склонился, заставляя замереть и сконцентрировать всё внимание на его персоне настолько, что этот забитый до отвала школьный коридор вдруг на миг показался абсолютно пустым. — Наступит день, и ты ещё явишься у меня на пороге, чтобы сказать спасибо.
Не предавая особого значения его словам одёргиваю руку, примечая возле входа в класс немного перепуганную Наташу. Ватные ноги несут к ней довольно быстро, и мы залетаем в кабинет, усаживаясь рядом друг с другом.
В мыслях сейчас совершенно не литература, признаюсь. Я просто смотрю сквозь учителя, на доску, в парту, на Наташу, но голову направо повернуть почему-то боюсь. И в момент, когда рассказ Виктора Семёновича заходит о Пушкине, я слегка подлетаю на месте, поскольку адовая вибрация мобильника в моём кармане ещё ни разу не оставляла меня равнодушной. Вижу входящее от Наташи. Мать твою, неужели обыкновенные школьные записочки на листочках вышли из моды?
— Артём всё знает.
— Что? Как??
— Понятия не имею. Он перехватил меня по дороге на второй этаж. И его озлобленный вид и фраза о том, что наше противостояние до добра не доведёт как-то меня не обнадёжили. Я даже дар речи потеряла, когда его лицо увидела.
— Блять...
— ?
— Глеб тоже всё знает.
— Как удивительно то...
— Что делать будем?
— А есть выбор?
— Есть одна идея.
— Мне уже страшно...
— Обсудим дома. А пока сливаемся со стенами и прикидываемся ветошью.
— Кескевич, дорогуша... — от телефона меня отвлёк голос учителя, и я мгновенно подняла голову. — Позвольте поинтересоваться, что вы записали за сегодняшний урок? — Очкастый с нескрываемой улыбкой смотрит на свою любимую распиздяйку в моём лице, а я опускаю в тетрадку голову, и с очень умным видом смотрю на плоды своих трудов, нашарпанных ручкой. Вздымаю брови, с озадаченным видом понимая, что с перепугу взяла тетрадь по математике, и как по моему мнению, очень лаконично ухожу от ответа.