— Мои девчонки. А парнишки — Андрюшки Царегород-цева. Играют вместе.
— Это кто, Андрюшка? Настькин муж?
— Он самый. Теперь большая шишка — дьяк земской дабы. Настька уж третьим брюхата.
—г Айвика жива-здорова?
— Жива. В церкву ушла. Тараску Опёнка женят.
— Нам можно сходить, посмотреть?
— А почему нельзя? Всем можно. Я с вами, пожалуй, тоже схожу. А ну, мелочь пузатая, пошли в церкву.—Дениска забрал ребятню и пошел на улицу. По пути с восторгом рассказывал, как хорошо идут дела — два народа роднятся между собой, жизнь налаживается, люди обретают не вражду, а дружбу. Мурза шел сзади и ехидно усмехался, теперь он знал, как насолить городу.
А через месяц казанский владыка Гермоген получил подметное письмо.
Гермоген в Казань назначен недавно. Патриарх Иов, посылая его на владычество, сказал:
— Край тот дикий, вере нашей противный, однако, богатый. И ты, Гермоген, как некие, не возлежи на перинах
пуховых, а рыскай яко волк по лесам сиим иноверческим и осияй их светом православия.
Гермоген и впрямь возлежать на перинах не любил. Он начал с того, что съездил по Волге до Царицина городка и нашел там иноверцев татар, калмыков. И еще углядел православной веры шатание. Сделав разнос местным немногочисленным священникам, владыка вернулся в Казань и метнулся в другую сторону, на Каму до Лаишева. Там по разумению владыки, дела веры и совсем были худы. В одном татарском селении в пору казанского взятия построили было церквушку, оставили попа. Сей поп поддался наущению татар, у церквушки кресты сняли, на маковке водрузили полумесяц, и стала в том месте мечеть. А попа стали звать муллой. Что было делать Гермогену? Лишить попа сана? Он и так его давно бросил. Владыке ничего не оставалось, как пустить в ход кулаки (благо владыка был сйлен как конь), а избив попа, спросить:
— Чего ради ты муллой назвался, христопродавец?!
— Корысти ради, владыко. Сельцо сплошь татарское, приношений в церкву не было, яз с голоду помираху. А
*как начал коран читать, повалили ко мне валом, и жить яз стал безбедно.
Уезжая, Гермоген приказал:
— Храм оскверненный спалить, а нехристи пусть в ином месте свою мечеть строят. А твой удел — застенок.
Не успел владыка приехать домой — подметная грамота. Некий доброжелатель христианской вере писал:
«...И окрутил в Цареве городе тот поп Ешка, может, триста, а может, и более православных людей с инородками некрещеными, и уводят те нехристи русских людей в дикие леса, в свои кудо, и молятся с ними в кюсото по древнему языческому образу. Того мало, сокрывает поп Ешка множество разбойников, супротив государя воровавших, а во главе их — атаман Илейка Кузнецов. Не токмо простые люди, а городничий Звяга Воейков на черемисской девке обвенчан...»
Гермоген велел заложить тройку и—в Царевококшайск.
На ту беду в день приезда владыки Ешка только что обвенчал стрелецкого сотника, хранителя пушечной казны, на дочке Актугана, и была веселая свадьба. И предстал настоятель храма «перед владыкой Гермогеном в хмельном виде.
— Церковную книгу сюда! — загремел Гермоген.
Принесли церковную книгу. А там, еще чернила не высохли, записано: «Обвенчан раб божий Софрон Петров сын на рабе божьей Пампалче дщери Актугановой». И таких записей сотни. Архиепископ схватил гусиное перо и, разбрызгивая чернила, начал вычеркивать записи. Ешка* не утерпел, вырвал у владыки перо, воскликнул:
— Они же крещеный!
— Развенчать! Развести! — задыхаясь от злобы, закричал Гермоген. — Сии браки еретичны, богопротивны и греховодны!
— У иных многих уже дети есть, владыко!
— Неверных плодишь, отче! Чистоту христианской веры рушишь?
И тогда Ешка возмутился:
— Не умно глаголешь, владыко! Иисус Христос, господь бог наш, проповедовал мир между людьми. И то, что два народа меж собою роднятся, дружатся, это в сей земле, злобой наполненной, зело важно. Ты записи новокре-щенных посмотри, сколько через сии браки новых жен в лоно церкви пришло.
— Врешь, отче! Они, мне ведомо, теперь мужей своих в кюсото водят! — Гермоген схватил книгу, пробежал глазами по записям, спросил: — Вот сей Денис Ключев, обрученный на Айвике Ялпаевой, кто он?
— Сборщик ясака, владыко.
— Сызнова лжешь! Он разбойник. А женившись на черемиске, они еще пуще супротив государя бунтовать начнут. Если уж не начали!
— Это ты лжешь, владыко! Айвика жена отважная, честная. Она многажды с нашими воинами в бой ходила, она полк воеводы Гагина спасла! И теперь лечит горожан наших преотменно.
— Лечит?! Колдовством черемисским, волхованием? Ты не токмо сам в грехах погряз, ты церковь святую в некое языческое капище превратил! Я священного сана лишаю тя! Из лона святой церкви изымаю!