— Гостей, Топкай, принимаешь?!
— Гостю мы всегда рады. Хорошо ли доехал?
— Доехал, слава богу, хорошо. Малость приостыл.
— Пойдем в кудо, погрейся.
Суслопаров ввалился в кудо, скинул заячий тулуп, снял ушанку, обнажил круглую, большую, как арбуз, голову, погладил ладонью лысину.
— Давно я у тя не был, стосковался, прямо беда! — гость хитро блеснул глазами, заглянул в котел, висевший над очагом посреди кудо, прошел в угол, крутанул жерновку, па которой перемалывалось зерно, стрельнул глазом под нары: — Коришка, младшенький-то, где?
— В караулке. На. вышке сидит. Очередь подошла.
— А случаем не в кузнице? Он ведь у гя подмастерьем у кузнеца был?
— Давно. Пять зим прошло с тех пор. Кузнеца не стало, кузница заперта.
— Да, да. Проезжал я мимо, видел. Крышу всю снегом завалило. Только вот прямо беда—отдушина на кры ше откуль-то взялась, и сажей окинута. Отчего бы?
— Не замечал, право.
— Про царский указ помнишь?
— Какой? Много их было.
— Чтобы черемисам железо не держать, никакую кузнь не ковать. За ослушание смерть.
— А мы и не ковали. Кузнец у нас русский был. Про русских указа не было.
— Как его звали-то? Я чтой-то запамятовал.
— Илья ему имя.
— Ну-ну. Так почему он ушел?
— Ты что, Митька, совсем память потерял? Сам же приезжал, сам кричал, грозился, хотел в Москву царю писать...
— Но я же потом гнев на милость сменил. Узнал, что он только серпы кует, лемехи, а оружие никакое не кует И обещал я смотреть на сие дело сквозь пальцы.
— А кузнец тебе не поверил. Ты ведь хитер как лис...
— Да и у него, видно, рыльце-то в пушку, а?
— Не знаю.
— А я знаю. Разбойник твой кузнец! В минулое бунтовое время озоровал он супротив царя, на Каме более тысячи мятежников водил.
— Может, другой какой? Наш Илейка честный, добрый человек был.
— Он! Известна стало — ушел он от вас снова на Каму, работал у лаишевского помещика Бекбулата в кузне. А как пошли его розыски, снова утек. А бежать ему боле, как к тебе, некуда. Уж, поди, сопрятал в каку зимовку? Тебя хитростью тоже бог не обидел. Не зря на караулке зимой и летом сторожей держишь. Меня, наверно, еще на Ошле заприметил, а?
— Ты, Суслопар, старика не обижай. Когда я тебя обманывал? Я врать не умею.
— Почему тогда на кузне в отдушине сажа? Почему туда тропка в снегу проторена? Если кузнеца нет, стало быть, сын твой кует. А это еще и того хуже. Может, он пики да мечи ладит? Давай отпирай кузню. Поглядим.
Топкай накинул на плечи чапан, надел шапку.
Кузница стояла на отшибе, за илемом. И верно, тропка протоптана, отдушина на крыше окинута сажей. Топкай открыл дверь, в нос ударил сивушный запах. На горне стоит котел, крышка замазана тестом. На столбце, рядом с наковальней, прилажена деревянная колода.
— Те-те-те! Думал я найти кузню, а тут винокурня!
— Это не иначе как Коришко! — Топкай развел руками. — Ах, кереметь его заломай. Не знал.
Суслопаров откинул рогожу в углу, вытянул на свет туесок, открыл крышку, сунул нос, отпрянул. Увидел на оконце ковшичек деревянный, плеснул туда из туеска, сделал несколько глотков, передал Топкаю.
— Эх! Яко в хлыновском кабаке! Кто же твоего сынка научить сему делу мог, а? Черемисы вроде бы ничего ок-ромя медовухи не делают. А ну-ко дай ковш, я еще для сугрева попробую. Чуешь, как кровь по жилам забегала, чуешь?!
После второй пробы захмелел и Топкай. Он вытянул из-под рогожи второй туесок и предложил идти в кудо. Там Топкаиха уже успела сварить мясо. Обгладывая баранью кость, Суслопаров откровенничал:
— Ты понял, Топкай, почему я без стрельцов приехал? Получил я указ, дабы того Илейку выследить. Думал, поеду я с охраной, снова кузнеца напугаю. Он сызнова даст стрекача. Верил, что он тут, у тебя. Но уж если в кузне винокурня, то само собой понятно — нет его здесь.
— Я тебе сказал: врать не умею. Однако и другое скажу: если бы он гут был, мы бы тебе его не отдали, спрятали бы. Он большую пользу нам делал. Я до сих пор жалею, что отпустил его тогда.
— Стало быть, если появится, ты мне знака не дашь?
— Не дам.
— Ну и пес с вами! Мало ли ныне воров по лесам спасается' А хлыновскому воеводе отпишу: вора Илейки в
черемисских пределах нет и не было. Наливай еще!
Опорожнив оба туеска, Топкай и Суслопаров завалились на нары спать.
Вечером Топкай разбудил гостя: — Пойдем в караулку. Там нынче Вечный Кочай преданья говорить будет.
— Сказки, стало быть?
— Как хошь назови.
— Несерьезное это дело, Топкай. Для детишков.-Лучше давай тут посидим.