Ты спишь, дитя, печаль тебе неведома.
Лишь мать поет о горе и жестокости.
Да и она, наверное, не знает,
Что вся земля слезой горючей полита.
Народ давно под игом змея стонет.
Пришла пора — расти врагу на горе.
Пусть из тебя уйдет болезнь лихая,
Которой одарил тебя Турни.
Кугурак положил руку на грудку ребенка, и чирей исчез. Затем он взял мальчика, поднял на вытянутых ладонях и сказал торжественно:
— Я — патыр Кугурак! Возьми, Кокша, мою земную силу, а смелости тебя отец научит.
Мальчик открыл глаза, взглянул на Кугурака и снова заснул. Болезнь ушла из него, а сон ему был так необходим сейчас. Онар долго любовался ребенком, который вырастал на глазах и уже не умещался в огромных его ладонях. Богатырь хотел положить его в колыбельку, но и она оказалась мала для росшего не по дням, а по часам мальчика. Пришлось патыру расстелить на траве свой кожаный плащ й положить Кокшу на него.
Из клубящегося тумана показался второй онар. Он был так же высок, как и Кугурак, но только худощав, поджар как олень, с длинными ногами и быстрым взглядом.
— Не узнаю Чоткар-онара, — с упреком произнес глава богатырей. — Ты опоздал...
— Я только что с Ветлуги, — перебил его Чоткар. — Ловил там рыбу...
— Не торопись. Ты посмотри сюда. Онар, которого мы ждали, появился. Ему я отдал силу, а ловкость ты отдай.
— Отдам!—воскликнул Чоткар. — Давно земля она-ров не рожала. Остались мы втроем... Ого! Он на глазах растет! — Чоткар проворно обежал вокруг Кокши и устремился в туман.
— Куда ты?!
— Побежал я... Жена ругаться будет. Когда я побежал за рыбой, жена поставила котел с водой на угли. Когда вода вскипит, я должен быть на месте, — и Чоткар показал кошель с рыбой.
— Так это ж двести верст туда-обратно?
— Не зря меня зовут Чоткаром. Когда я по лесу бегу, деревья расступаются, мелькая, сливается в сплошную стену зелень. Ах, там вода уже кипит, наверно... Бегу!
— А ловкость?
— Ах, да! — Чоткар подбежал к Кокше, положил на него ладони и торопливо проговорил:
— Бери, Кокша, мою земную -ловкость. А доброте научит тебя мать. Чеверыи, Кугурак! — Чоткар махнул рукой и исчез в тумане.
А солнце уже поднялось над горизонтом, прошило своими лучами лесные чащобы, развеяло туман, согревая воздух. Где-то вдали заиграли гусли, напев их все приближался, и скоро на берегу реки появился Арслан-онар.
— Приветствую тебя, Арслан!
— Салам, Кугурак. Зачем ты звал меня?
— Родился новый патыр. Я силу ему дал, а ловкостью* Чоткар с ним поделился. Ты мудростью его пожалуй. Ты научи бороться за свободу, а заодно вложи ты в его душу талант певца и музыканта.
Арслан тоже долго любовался мальчиком, молча стоял перед ним, склонив голову и улыбаясь. Потом он ударил по струнам, раздался звон, и Кокша проснулся.
— Тебе пора вставать на землю, патыр, — ласково произнес Арслан и, взяв Кокшу под мышки, поставил его на траву. — Расти быстрей на радость людям, я расскажу тебе о недругах народа...
— Уходит время, скоро рассветет, — перебил его Кугурак.— О недругах узнает и без нас. Ты мудрость ему дай.
— Будь мудр и справедлив, — Арслан положил обе ладони на голову мальчонке. — И вот прими подарок.
Кокша настолько вырос за это малое время, что сам принял в руки тяжелые гусли и удержал их. Он выглядел пятнадиатилетним парнем.
— Ты научи его бороться за свободу, — подсказал Ку гурак.
— Любить людей, любить родную землю его народ научит. Будь счастлив, патыр!—Арслан, приподняв паренька, поцеловал его.
* * *
Устал Кочай, устали малыши, некоторые уже спят, иные клюют носом. Пора по домам.
Молодежь уходит, пожилые остаются, чтобы поговорить о жизни, об охоте, о делах.
С полуночи разыгралась метель. Айвика идет домой, прикрывая лино рукавичкой. Острые снежинки секут щскп и лоб. За нею тащится неуклюжий Кори. Айвика, как всегда, ворчит:
— Не ходи за мной. Люди увидят, скажут: «Айвика
одна домой ходить боится». А кого мне бояться?
— В полночь злые керемети ходят, овда может зало* мать. Да мало ли...