Твои друзья здесь больше не живут. Но, по-моему, все ещё работают в этой церкви. Я не рисую открытки, ты их не получаешь. И вроде все честно, но колокола все ещё звонят.
«А потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол – он звонит по тебе.»
Еще один июнь
Люблю эти битые в сопли троллейбусы
Пыльные окна в автобусах настежь
Уже расплавленных работниц всяких учреждений в летних платьях
И кожа на ногах настолько белая, что отчётливо видно фолликулы после бритья
В этой стране все к холоду приуроченные и приученные
И сначала мешкаются: что со всем этим делать?
Пытаются сопротивляться, а потом
Бедно одетые дети в цветных футболках с треснувшей аппликацией
Один в один, как в моём детстве
Бабушки в ажурных шляпках
Мне нравится, что лету уже двадцать с чем то, а оно все прежнее
Наверное, за этим и возвращаюсь.
До сих пор лето ощущается, как заслуженный подарок
Будто Господь сказал:
Вы не только будете работать в поту и рожать в муках
Вы будете ходить скрюченными год без четверти
А потом будет зелёная трава, голубое небо
И воздух станет прозрачным
Чтобы вы помнили, что я вас все-таки люблю
И все для вашего блага.
Разок объебаться, пока 2020
Психотерапевт становится нужен не когда мужчина уходит, а когда к тебе возвращается. Мозг у тебя еще воспаленный, сопротивляется слабо. Вымачивает тебя в окситоцине.
Чувствуешь себя как трансформер. Собрали – и расхуячили. Исползали комнату, пока искали потерянные детали. Нашли не все. Но тем не менее – вроде держится. И ты дорогой, но калечный лего-бионикл, стоишь в углу и очкуешь: "Ёбаные дети, какие они жестокие.У меня есть немного времени, пока котята из под кошки не кончились".
Он меня опять нашел. Жестокий первенец-испытатель. И называет меня киска. Киска, я люблю тебя. Давай тискаться. Не разводиться. Окситоцин говорит: давай. Саня говорит: ДА ТЫ ЧЕ ОХУЕЛА, СУКА? КАКАЯ ЖЕ ТЫ ТУПАЯ. А тупой можно быть только если ты маленькая или беременная. Или если корова или овца.
Начинаешь завидовать шагнувшим. Как же Света охуенно придумала выпилиться! А я зачем богов своих беспокоила всуе? Ангелов Хранителей с утренними стояками? Когда не могла выбрать, а мне какой айфон нужен: розовенький или работающий? А сейчас мне можно еще разок объебаться, пока 2020 еще не кончился?
Говорим по видеосвязи. Первый разговор, будто бы Сараево. Сейчас бы сказала – Буча. Осколочные, снайперы, сопутствующие телки левые. Ладно, если не тешить самолюбие, то хотя бы узнаю правду. А то все там в курсе. Ну, я догадывалась, конечно.
Это меня щадили в кошмарах, получается. А сейчас просто ад разверзся, говорят: СМОТРИ. Объявляются расстановки по Хеллингеру. Лет через десять будет уже не больно. Родишь – пройдет. Заведешь собаку – отпустит. И даже пошутишь в сторис, мол, с овцами такое случается. Девочки, не будьте нами такими.
Мои мечты устали сбываться, а я постоянно думаю о тебе. Я уже не знаю, кто ты теперь, но думаю о тебе. Я тебе не верю, но думаю о тебе. Я тебя ужасно боюсь, но думаю о тебе. Я с тобой РАЗВЕЛАСЬ, но думаю о тебе. Если я тупая овца, получается, нужен ветеринарный врач?
ORA PRO ME, Врубель младший
Он мне снова пишет, мол, я хочу быть, давай будем. Поэзия вычислила своего адресата. Он говорит, что мы формируем пространства под свои желания. У меня в комнате уже примерно месяц как стоит репродукция Врубеля младшего. «Господи, помоги мне выжить среди этой смертной (смертельной, если дословно) любви.» Локдаун тогда был ничем не хуже. Врубель JR в Совке, а его дама червей в Штатах. Лидеры этих стран посылают друг-другу пули. А для парня, за которым следят: кто же? ЦРУ? Штази? единственный способ сказать: я хочу нажать тебе на носик – вот такой. Написать граффити на уродском куске бетона. Выставить свое Великое Эротическое письмо ей – на всеобщее обозрение. Членограмму. Вот бы два этих старика вспомнили, как это – целоваться. Как это, когда после всех расстрелов и чисток прикасаешься к любимому телу. Эффект ласка магия Черного! И вот друзья, которые принимали участие в этом моем беспощадном эксгибиционизме, сейчас говорят: “Блядь, ты серьезно? Ты к нему, в смысле, возвращаешься?” Чувствую себя тринадцатилетней и наркоманкой. Она говорит, конечно: "Идите в пизду и нахуй, дорогие мама и папа". Он ко мне уже летит: с пересадками и в Джакарте, и в Стамбуле. Десять тысяч км, пять часовых поясов, covid – девятнадцать. Синдром токсического шока – тот, что с упаковок тампонов – теперь у всех знакомых. Интересно, Врубель младший: