Глава 1
Эвелин Аллен хотела умереть. Не так, как обычно хотят привлечь к себе внимание трудные подростки, и даже не от отчаяния и безнадёжности. Она хотела так, чтобы насовсем. Так, будто бы она и не рождалась.
Но Эвелин родилась и по праву рождения имела многое из того, за что многие с лёгкостью преступали законы и морали. Её родным домом был роскошный загородный особняк, закаты Эвелин встречала в примыкающем к нему парке на три гектара, а в летние и солнечные выходные потягивала коктейли на носу парусной яхты, названной в её честь.
«Скайлайн» Роберта Аллена отстроила сначала несколько жилых микрорайонов и крупных торговых центров, а затем с притоком инвестиций занялась и постройкой небоскрёбов, оправдывая своё звание «небесной линии». После возведения самого высокого здания в стране, небоскрёба «Полис», «Скайлайн» уже смело называли одной из крупнейших компаний в своей отрасли. Роберт Аллен, по мнению общественности, абсолютно заслуженно заработал своё состояние, собрав вокруг себя самых разных инвесторов, банкиров и родственников, готовых вложиться в перспективный бизнес. Благодаря выдающемуся таланту управленца и инженера ему удавалось не только держать под контролем разросшуюся компанию, но и лично участвовать в разработке проектов строительства, часто амбициозных и рискованных. «Скайлайн» становилась брендом, символом качества и эстетики, облагораживала города, участвовала в общественной и политической жизни страны, содержа благотворительные фонды и дочерние организации. Порой могло показаться, что Роберт Аллен был сверхчеловеком, но эта теория развалилась на куски вместе с жизнью семнадцатилетней Эвелин, когда по неизвестным обстоятельствам он вдруг разбился, упав с пятидесятого этажа новостройки. У него не было ни единого шанса против гравитации, а у Эвелин — против безжалостных репортёров, налетевших, будто стервятники.
У Элизабет, матери Эвелин, не было времени горевать. Она сразу же взяла на себя управление компанией и расследование обстоятельств смерти мужа. Версия самоубийства отпала тут же, но её расследование всё равно зашло в тупик. «Скорее всего, предатель и убийца оказался в рядах самых близких», — вот что говорила Эвелин мама в последний вечер, когда была жива. Список подозреваемых был составлен, а пара имён — уже исключена, но всё превратилось в прах, когда вечером восемнадцатого октября Элизабет Аллен была найдена мёртвой в своей комнате. «Самоубийство», — говорили все в один голос, — «передозировка и недопустимое смешивание препаратов с алкоголем».
Эвелин плакала и кричала так, что охрипла или оглохла, или всё сразу. К своему счастью или сожалению, она не могла вспомнить тот вечер. Сознание спасло себя от депрессивного помешательства — так она повторяла себе раз за разом, но даже отсутствие воспоминаний не смогло уберечь от боли утраты, от пустоты, от одиночества и отчаяния. Что могло заставить обоих родителей вдруг так внезапно свести счёты с жизнью? Ни её отец, ни тем более мать не проявляли никаких признаков острой депрессии и тем более склонностей к суициду. Да, Лиззи была глубоко опечалена смертью мужа, но держалась ради дела, ради дочери, ради будущего. А Роберт так и вовсе только потерял правительственный контракт. Так иногда бывало — и никто не спешил прыгать из окна до этого. Потому Эвелин плакала, бессильно, отчаянно, надрывно, и прерывисто шептала, что сможет найти виновных и отомстить.
Не успела.
По всеобщему мнению Эвелин Аллен сошла с ума и хотела последовать за своими родителями, когда ей так предусмотрительно помешали. Говорят, она пыталась перерезать себе горло и вены куском разбитого зеркала. Опасную для самой себя и окружающих, эмоционально нестабильную Эвелин, которая от горя не могла даже сопротивляться, определили в «Хоуп Хэйвен» — элитную клинику, а за её состоянием поручили следить лично заведующему её третьим этажом. Чтобы наследница империи Алленов ни за что ни в чём не нуждалась, чтобы её психологическая травма поскорее затянулась, и она смогла вернуться к нормальной жизни. Но пока Эвелин находилась под наблюдением квалифицированных специалистов, за делами присматривал её ближайший родственник — дядя и безутешный старший брат, потерявший свою сестру Лиззи.
Каждый раз Эвелин отчаянно и упрямо вырывалась из рук медперсонала. Шприц, зажатый в изящных пальчиках доктора Хэйли, означал несколько часов осознанного беспамятства: ни пальцем пошевелить, ни продумать план побега, ни даже поплакать. Снова и снова руки придавливали её к койке, порой даже пытались ударить по лицу, чтобы успокоить буйную пациентку, а потом так или иначе в кожу впивалось отвратительно острое жало шприца. В этот момент Эвелин переставала сопротивляться, чувствуя лишь пульсирующий комок боли в месте укола, и до крови кусала губы. Почти каждый раз она слышала грубый вопрос про глупую девчонку, которая по-прежнему почему-то сопротивляется. Эвелин и сама не знала, наверное, действовала по инерции с пробудившимися остатками инстинкта самосохранения. Но и с этим легко справлялись с помощью перевязочных жгутов. Когда её конечности фиксировали, вырваться было невозможно. К тому же, отпала и необходимость в лишних санитарах, чтобы справиться с настырной пациенткой.