Вечером в ЦДЛ он ужинал в одиночестве. Друзья покинули его. Их союз распался. Случайные забегавшие в зал посетители робели сесть за его стол без приглашения, боясь получить отповедь.
В глубине зала были сдвинуты столы. Горел камин. Чудесно пахло дымком. Стол украшал огромный букет роз, должно быть, праздновали чьё-то рождение. За столом было несколько знакомых лиц.
Евтушенко в жёлтом пиджаке и белых брюках витийствовал, читал мадригал, кидался целовать руку молодой женщине в японском кимоно с костяным гребнем в волосах. Так одевалась Ирина Хакамада, игравшая в политике роль гейши. У многих наивных обожателей эти нежные эластичные руки оставляли рубцы.
Среди гостей находился Франк Дейч. Его выпуклые голубые глаза то и дело поглядывали на Куравлёва, а маленький, трубочкой, рот шевелился, что-то говорил о Куравлёве соседу.
Франк Дейч встал, пересёк зал и сел за стол Куравлёва.
— Ты извинишь? Не помешал? Не ждёшь женщину? Я видел тебя несколько раз с очень красивой женщиной. — Франк Дейч был с Куравлёвым на “ты”. В прежние времена они встречались в “Литературной газете”. Их пути разошлись. Из Куравлёва не получился газетчик, а Франк Дейч перешёл на радио “Свобода”, известное крайне антисоветскими выступлениями.
— Садись, я один. — Куравлёву был интересен Франк Дейч. Тот был с другого берега, по ту сторону линии фронта, и мог донести до Куравлёва вести с “того света”.
— А мы празднуем рождение Ирины Муцуловны Хакамады. Прелестная женщина, не правда ли? В ней соединяется экзотический японский шарм и русская непосредственность.
— Когда её спросили, что делать шахтёрам, которые не получают зарплату, и им нечем кормить детей, она с японским шармом и русской непосредственностью посоветовала шахтёрам идти в лес и собирать грибы.
— Ну, это была шутка! Просто шутка!
Куравлёв предложил Франку Дейчу выпить вина, они чокнулись.
— Представляю, какой шум наделала бы такая фотография в “Московских новостях”. За неё хорошо бы заплатили.
— Можно позвать фотографа. Он обретается где-то здесь, в ЦДЛ.
— А ведь, в сущности, Виктор, у нас много общего. — Франк Дейч был готов положить свою руку на руку Куравлёва, но передумал. — Мы оба интеллигенты, не какие-нибудь посконные деревенщики. Оба преклоняемся перед великой русской культурой. Ненавидим деспотизм, кровь. Твои родственники были репрессированы Сталиным. Что у тебя с ними общего, с этими динозаврами?
— С кем?
— Ну да со всеми этими Марковыми, Язовыми, Крючковыми. Ты им чужой. Они кожей чувствуют, что ты чужой. Они выкинут тебя, как только ты сослужишь им службу.
— Я не служу никакую службу. Я просто романист и по мере сил служу моему государству. Не хочу, чтобы оно погибло.
— Да оно погибло! Его уже нет! Осталась пустая шкурка, нарядная, как у змеи, а змея уже уползла, никого не сможет ужалить!
— Быть может, и так, но я присягал моему государству.
— Брось! Ты не в партии! Не секретарь Союза! Всё ещё можно вернуть. Твою репутацию можно восстановить. Я говорил о тебе с Александром Николаевичем Яковлевым. Он высокого о тебе мнения. Говорит, что хочет дать тебе газету. Ты бы прекрасно справился.
— Ты же знаешь, Франк, я не газетчик.
— Те, с кем ты имеешь дело, обречены. Их уже нет. От них все побежали к нам. Лучшие люди, академики, ядерные физики, генералы, художники. У нас сила, у них — “прощание с Матёрой”. Мы ценим тебя, в новой России тебе предоставят видное место. Иди к нам.
— А если я не пойду?
— Ты страшно проиграешь. С коммунистами будет покончено. Будет громадный процесс с приглашением всех ведущих цивилизованных стран. Коммунизм приравняют к фашизму. Будут аресты, приговоры, тюрьма. Ты хочешь сидеть на скамье подсудимых, как пособник преступной войне?
— Как же вы возьмёте власть с Хакамадой? Ещё одна революция, гражданская война? Разве мало крови?
— Зачем? Не будет крови. Горбачёв добровольно, на блюдечке отдаст власть Ельцину, и Советского Союза больше нет. Добровольно, по-братски!
— Франк, спасибо за добрые пожелания, но я остаюсь на этом берегу. Здесь растут такие славные белые грибы, такие подосиновики, такие милые сыроежки! А Ирина Мацуловна пусть ест японских кальмаров и крабов.
— Я тебе всё сказал, Виктор. И ещё. Жди в ближайшие дни приглашение к Александру Николаевичу Яковлеву. Не упусти свой шанс.
Дейч встал и, не прощаясь, отошёл. Занял прежнее место. Его маленький, трубочкой, рот бурно шевелился. Куравлёв остался, допивая вино. Лазутчик Дейч, сам того не ведая, выдал деталь предстоящего заговора. Бескровно, без гражданской войны, без тачанок на улице Горького Горбачёв передаст власть Ельцину. Все республики, подвластные Горбачёву, окажутся бесконтрольными, ненужными Ельцину и отколются от Союза. Союз рассыплется, останется обрубок России со звероподобным Ельциным.