Но внезапно во сне ребус был разгадан. Появилось ясное знание. Обнаружился ключевой элемент заговора. Лицо того, кто совершит смыкание урановых полушарий.
Это сновидение потрясало. Можно было бежать в газету, оповестить людей о грозящей катастрофе. Можно звонить Бакланову, назвав лицо, которое всех погубит.
Куравлёв проснулся, и в момент пробуждения открытие стало улетучиваться. Сон забывался. Всё превращалось в жидкое олово.
Его разбудил ранний звонок. Владимир Бондаренко, соратник по газете, задыхаясь, голосом, срывающимся на петушиное кукареканье, требовал включить телевизор:
— Ничего не знаешь? Горбачёв свергнут! Ельцин арестован! В Москву ввели войска! Наконец-то!
Куравлёв кинулся к телевизору. Диктор, который обычно вёл официальные передачи, освещал ход партийных съездов, комментировал парады, твёрдо, металлическим голосом сообщал: в связи с болезнью Горбачёва власть в стране переходит к Государственному комитету по чрезвычайному положению. Комитет берёт на себя всю полноту власти. Прекращает деятельность деструктивных антигосударственных сил. Восстанавливает нарушенное управление страной. Приводился состав Комитета. Вице-президент Янаев, председатель Совета министров Павлов, председатель Комитета государственной безопасности Крючков, министр обороны Язов, зампредседателя комитета обороны Бакланов, министр внутренних дел Пуго, председатель колхоза Стародубцев.
Куравлёв ждал, что назовут и его фамилию. Но её среди членов ГКЧП не было. Сверкнула догадка. Вот что привиделось ему накануне. Какое событие он увидел во сне, но не смог перенести его в явь. Оставил в расславленном олове сна. Он чувствовал ликование, торжествовал. Кончились его страхи. Враги государства арестованы. Государство спасено. Об этом совещались государственные мужи на Новой Земле. Об этом принимали решение, а когда оно было принято, в самолёте на столе лежала карта Москвы с её проспектами, магистралями, учреждениями, к которым выдвигались войска.
Куравлёв подбежал к окну. По улице Горького вниз, к Кремлю, двигались танки. От их тяжёлого хода, рокота двигателей дрожали стекла. Колонна боевых машин пехоты вильнула острыми носами и ушла по Тверскому бульвару, оставив синий дым.
Надо было срочно отправляться в газету.
Глава тридцать шестая
В газете “День” давалось полное заявление ГКЧП, состав Комитета. Куравлёв быстро, на одном дыхании, написал передовицу, где приветствовал Комитет. Давал ему наказы первых шагов после ареста Ельцина и подавления “перестройщиков”.
— Прошу вас работать в полную силу. Этот номер газеты будет историческим. Его будут показывать в музеях. Коллекционеры станут платить за него большие деньги, — обратился Куравлёв к сотрудникам.
— Этот “День” мы приближали, как могли… “День” победы! — пропел Бондаренко.
— Готовьтесь, товарищи. Мы становимся главной газетой страны. Слава ГКЧП! — воскликнул Нефёдов.
— Надо создать при газете свой аналитический центр, — заметил Султанов.
— Всё будет, друзья, всё будет! — воодушевлял Куравлёв сотрудников.
Он раздал задания небольшому коллективу газеты. Направил корреспондентов в город расспрашивать на улицах прохожих. Вступать в разговоры с военными, с этими сельскими парнями в танковых шлемах. Поручил взять интервью у деятелей культуры, выступавших против Ельцина и Горбачёва. Запустив механизм газеты, Куравлёв поспешил на улицы, чтобы стать свидетелем грандиозного события.
Было солнечно, людно. По улице Горького катились машины. Не было страха, паники. Люди подходили к танкам, заговаривали с экипажами. Глазели на проходящие колонны, как глазеют на технику во время репетиции парада. На перекрёстке стоял танк, направив пушку на Тверской бульвар. Танкисты сидели на броне. Девушки протягивали танкистам цветы.