Итак, Цецилия, и сама смерть не могла бы разлучить нас, потому что Священное писание говорит, что Господь попрал смерть.
Итак, до свиданья, Цецилия, до свиданья, может быть, в этом мире и, наверное, в будущем.
Отчего эти мысли приходят мне нынче в голову? Не знаю. Воспоминание ли это, или предчувствие?
До свиданья, меня зовут, судно готово. Отдаю это письмо госпоже д'Амброн, которая сама отдаст его на почту.
Прошло восемь дней, потом пришло новое письмо. Мы назвали эту главу «Переписка». Пусть же читатели позволят нам оправдать это заглавие, предложив им это, четвертое письмо.
«Вы надо мной, Цецилия; ваше дыхание движет мной; ваша звезда мне светит.
Послушайте, и вы увидите, как все нам удастся… Боже мой, это страшно! Мне лучше хотелось бы, чтобы были какие-нибудь затруднения, чтобы был враг, которого надобно превозмочь, препятствие, которое победишь. Боже мой! Неужели эти милости продлятся до конца моего странствия?
Я знал, что в Лондоне не найду уже ни госпожи де Лорд и никого из моих родных. В самом деле, все уехали, но так как я надеялся получить помощь не от родственников, которые сами слишком бедны, то их отсутствие было мне неприятно только потому, что я не имел удовольствия повидаться с ними.
Я надеялся на одного благородного и прекрасного человека, на одного служителя, мне должно бы сказать — друга нашего дома, на человека, которого вы так же любите, Цецилия, на доброго господина Дюваля.
Вы знаете, Цецилия, что у меня, как и у вас, нет никакого состояния. Поэтому я мог рассчитывать только на заем, обеспеченный моим словом. Был только один человек, к которому я желал обратиться с просьбой о подобной услуге. Этот человек был господин Дюваль.
Впрочем, я не колебался ни минуты и отправился из Парижа с этим намерением. Я ни на минуту не сомневался в его готовности помочь, я знал его.
Но вы знаете, Цецилия, или скорее вы не знаете, но догадываетесь: есть тысяча способов делать, одолжение, начиная от одолжения, которое вы требуете, до одолжения, которое вам предлагают.
Бедный господин Дюваль! Лишь только я сказал ему — я не скрывал от него ничего, Цецилия, ни любви моей к вам, ни нашего положения, ни наших надежд, которые все основывались на нем, — едва я сказал ему все, как жена его, оборотясь к нему, вскричала:
— Ну вот! Не повторяла ли я тебе двадцать раз, что они любят друг друга?
Эти благородные люди, Цецилия, думали о нас, занимались нами, и, когда мы еще не смели признаться друг другу в нашей привязанности, для них она не была уже тайной.
Тогда господин Дюваль подошел ко мне со слезами на глазах: да, Цецилия, этот прекрасный человек готов был плакать. Потом он сказал мне:
— …Любите ее, Генрих, любите ее горячо, это добрая и благородная девушка; и если б подобные нам люди осмелились поднять на нее глаза, я не желал бы другой жены моему Эдуарду.
Потом, подавая мне руку, чего он ни разу не осмелился сделать с тех пор, как я его знаю, он крепко сжал мою руку и сказал:
— Еще раз, сделайте ее счастливой. Теперь, — продолжал он, вытирая глаза и отводя меня в свой кабинет, — поговорим о деле.
Это дело обделалось скоро и не развязывая кошелька. Коммерция, понимаемая с известной точки зрения, надобно признаться, великое дело. Я всегда слыхал, что для того, чтобы получить несколько презренных тысяч франков, надобно гербовой бумаги, подписи, нотариусы, бухгалтеры и куча других принадлежностей.
Господин Дюваль взял клочок бумаги и написал:
„Честь имею известить Смита и Тёрнсена, что кредитую виконта Генриха де Сеннона в сумме пятидесяти тысяч франков“.
Потом он, подписав, отдал мне бумагу, и все было кончено.
В тот же день явился я к этим господам: я объяснил им мое желание отправиться в Гваделупу с грузом. У них был корабль, готовый отправиться с грузом к Антильским островам; они спросили, какими товарами желаю торговать. Я отвечал, что, будучи совершенно незнакомым с торговлей, я прошу их переговорить об этом с Дювалем; они обещали исполнить это на следующий день.
Я возвратился к Дювалю. Есть другое место, о котором я хотел много говорить вам, милая Цецилия, и которое поэтому я желал посетить: это ваш маленький домик в Гендоне.