Я не знаю ни одного человека, у которого к концу сборов не набралось хотя бы с пол десятка таких «благодарностей» — так, что писаря в штабе тоже без дела не сидели.
После объявления благодарностей командир полка зачитывает приказ на завтра о выделении людей на работы по дезактивации объектов Чернобыльской АЭС. Командир указывает номер машины, называет фамилию старшего машины и фамилию водителя. После этого командир зачитывает фамилии людей закрепленных за этой машиной. Услышав свою фамилию я уже больше не прислушиваюсь о чем говорит командир.
Команда.
— На пра-аво! Шагом марш!
Чтобы никто не забывал, что он находится в армии, каждый вечер строем маршируем по плацу. Проходя мимо трибуны командира переходим на строевой шаг.
Прошли не очень, командиру не понравилось. Идем на второй заход.
Строй в армии дело святое. В этот момент так не хватает песни, которую мы орали на строевых занятиях в нашем танковом полку.
После прохождения второго круга расходимся по палаткам. 22 часа — отбой.
Привязываю к спинке кровати полотенце — это знак дневальному разбудить меня в 4 часа — то ли еще ночи, то ли уже утра.
8
В темноте, еще не до конца проснувшись, на ощупь бреду к умывальнику. Умывальник — это обычная водопроводная труба, лежащая на двух треногах. В трубу вварено полтора десятка краников.
Умывальник расположен в десяти шагах за палаткой, в лесочке на свежем воздухе под открытым небом. Совсем как в нашем летнем пионерском лагере, в котором однажды в детстве мне посчастливилось отдыхать. Умывальник на природе — это здорово. Плещу в лицо холодной водой — глаза, наконец, начинают разлипаться.
Облачившись в свою «защитную» робу со «свинцовой пропиткой», бегу в парк техники. Выезд на Чернобыльскую АЭС в 6 часов. За два часа мне надо успеть подготовить автомобиль к выезду — пройти предрейсовый медконтроль, выписать путевой лист и позавтракать.
Завожу автомобиль и подъезжаю к диспетчерской. Процедура медконтроля стандартная — медбрат измеряет артериальное давление, нюхает стакан, в который я предварительно дыхнул и просит зайти в медсанчасть сдать кровь на анализы. Писарь из штаба выписывает путевой лист: «Новая Радча — Диброво — ЧАЭС».
Выезжаю за шлагбаум и ставлю автомобиль в хвост колонны вытянувшейся вдоль дороги. После этого бегу обратно в полк и захожу в медсанчасть. Все направляемые на ЧАЭС уже сдали кровь — весь стол уставлен обезличенными пробирками с кровью. Медбрат берет кровь из вены и пробирка с моей кровью приобщается к общей куче — медбратья даже и не пытаются создавать видимость последующего исследования взятой на анализ крови. В отношении людей обреченных командованием на верную смерть в этом не было никакой необходимости.
После этого случая я уже ни разу не приходил в медсанчасть сдавать кровь «на анализы» — не было желания подыгрывать медбратьям в важности выполняемой ими работы, все в том же спектакле командования под названием: «Трогательная забота о здоровье людей, заведомо обреченных на верную смерть».
За весь период работ по ликвидации аварии на ЧАЭС не было выявлено ни одного случая понижения в крови военнообязанных уровня эритроцитов. И вовсе не потому, что кровь военнообязанных не подвергалась лабораторным исследованиям, а исключительно благодаря молитвам командования о здоровье людей, заведомо обреченных им на верную смерть.
В столовую успеваю одним из последних. Все направляемые на ЧАЭС уже позавтракали. На столе меня ожидает одинокая миска с остывшей кашей и неполная кружка чая. Съедаю ложку каши, запиваю тремя глотками чая и бегу обратно к своей машине.
В колонне, вытянувшейся вдоль дороги на сто метров полтора десятка машин. Возле каждой машины, во главе со старшими машин, повзводно, выстроились военнообязанные задействованные для выполнения работ на Чернобыльской АЭС. Подбегаю к своей машине и по уставу, прикладывая пальцы кисти правой руки к виску, здороваюсь с командиром.