Он замахивается, но я просто делаю шаг в сторону, уходя от удара. Физподготовкой определённо надо заняться. От удара я, конечно, ухожу, но шапку он мне сбивает и на секунду замирает, заметив швы на моей голове.
— Чего смотришь, мажор, — говорю я. — Ты видишь, мне половину мозга вырезали? Так что я сейчас вас убью и съем. И мне не будет ничего, потому что я зомби. Слыхал про зомби, глупый и неразвитый ты человек?
— Да я тебе сейчас башку твою больную отшибу, ты понял?
— Ну давай, попробуй, — говорю я насмешливо. — На малолетке знаешь что с тобой сделают? Ну-ка, скажи «ку-ка-ре-ку», порепетируй.
Не выдержав такого неприкрытого издевательства, мажор предпринимает новую попытку атаковать. Я делаю ложный выпад, вводя его в заблуждение, и он тушуется, дёргается, теряет инерцию, а я подсекаю, как карася и он со всего маху падает лицом в снег.
В этот момент подбегает мой друг-мутант Раджа и начинает злобно лаять и кидаться на лежащего в снегу и матерящегося, как сапожник мальчика в модной и дефицитной японской куртке.
— Сожри его, Радж! — подначиваю я пса. — Сожри!!!
В этот момент двое других участников этого дворового бандформирования, должно быть поняв, что рискуют прослыть ссыконавтами, вдруг дёргаются в мою сторону и начинают хаотично махать руками.
Радж бросает поверженного врага и обрушивает гнев на наступающих.
— Да вы настоящие берсерки, пацаны, — говорю я. — Смотрите, друг друга не поубивайте.
Я отступаю, не желая ненароком подставить голову под лопасти этой мельницы. И в этот момент раздаётся истошный девчачий вопль:
— Стойте! Прекратите! Милиция!
5. Время всеобщей невинности
Как ни странно, этот крик действует на пацанов отрезвляюще. Они прекращают изображать вентиляторы и оборачиваются на голос. Я тоже оборачиваюсь и вижу бегущую к нам девчонку в коричневой цигейковой шубке и вязаной шапочке.
— Что вы за люди такие! — напускается на моих гонителей строгая румяная барышня. — У одноклассника сотрясение мозга, а вы драться лезете.
Ага, значит одноклассники, ну что же проблемы со статусом у меня действительно существенные.
— Какое сотрясение, Рыбкина, у него мозга-то не было никогда, — ржёт один из двоих, пока мажор поднимается и отряхивает снег.
Радж рычит и не сводит с них глаз.
— Молодец, Раджа, — говорит девчонка. — Будут знать в другой раз, как лезть.
— Рыбкина, тебе чё надо? — щерится на неё мажорный выпендрёжник и, повернувшись ко мне, добавляет. — Брага, ты как баба, в натуре. За тебя вон девки впрягаются. Сам-то ничё не можешь, чмошник.
— Как тебе не стыдно, Ширяев! Вот я отцу про вас точно расскажу, он вас на учёт быстренько оформит. Пошли, Егор, не обращай внимания на придурков.
Ну надо же какая покровительница у меня. Пойдём, Рыбкина. С тобой, как говорится, хоть на край света. Я широко улыбаюсь и подмигиваю парням:
— Ладно, поцики, не скучайте. И это… меня не ищите, я вас сам найду.
— Вопрос не решён. Ясно, Брага? — зло бросает Ширяев.
Какой вопрос? Чего он решать собирается? Эх, не сахар жизнь подростковая. Но ничего, зато драйв какой! Я такого давно не чувствовал.
— Без базара, Ширяй, — отвечаю я. — Обращайся, если что.
— Чё?! — подаётся тот ко мне.
— Да ладно, Юрок, остынь, — говорят его дружки, — никуда он от нас не денется.
Рыбкина поднимает мою шапку и тянет за руку:
— Гóра, пошли скорей. Ну их нафиг, дураков этих.
Согласен.
— Радж, — говорю я, — погнали!
Пёс идёт за мной. Соображает, не то что мой Бобик. Рыбкина тянет меня к моему подъезду.
— Ничего себе тебя отделали, — говорит она, поглядывая на мои шрамы.
— До свадьбы заживёт, — беспечно отвечаю я.
— А ты как-то изменился, — пристально смотрит она.
— Ну ещё бы, мужчина куётся в бою.
— Чего он в бою делает? — прыскает она со смеху. — Я думала, он там дерётся.
— Выковывается, — подмигиваю я и рассматриваю её личико.
Нос кнопкой, редкие конопушки, весёлые зеленоватые глазки, румяные щёчки, губки-вишенки. Прелесть просто.
— Чего? — смущается вдруг она.
А я думал её ничем не смутишь.
— Чего смотришь?
— Да вот, залюбовался, — усмехаюсь я.
— Да ну тебя…
Она внезапно краснеет и отворачивается. Мы подходим к подъезду.
— Зайдёшь? — спрашиваю.
— Ага, — кивает Рыбкина. — Зайду. Ты задание сделал или просачковал в больнице?
— Ничего себе просачковал, — возмущаюсь я. — Да я за жизнь свою боролся!