— А ну-ка, — решительно говорит он и хватает меня за руку. — Пойдём со мной.
— Эй-эй, ты поаккуратней, так и огрести можно. Руки-то убери, сказал, артист хренов.
Но он и не думает, уверенно тянет меня из сквера.
— Сейчас милиция с тобой разберётся, кто ты и чего ты наглотался.
— Э, слышь, ты остынь, говорю.
Я резко останавливаюсь и дёргаю руку. Но физрук, похоже, только с виду дохлый. Вцепился как бульдог. Он делает шаг назад и пытается заломить мне руку. Фигасе! Да ты братец натурально попутал. Я в один миг выкручиваюсь и теперь уже сам ломаю ему руку. Ну, в один миг это преувеличение. Делаю я это совсем не так технично, как следовало бы. Видать месяц, что я не ходил на тренировки, в моём возрасте уже много. Форма совсем не та. И куртка эта ещё…
— Э, ты чё, пацан… — завывает от боли физрук, — ты ж руку мне сломаешь.
— Да, сломаю, сука, говори, мля, где съёмочная группа! Пацан… Какой я тебе пацан! Объясняй давай, что за подстава. Тихо сейчас, понял? Я тебя отпускаю, и ты спокойно мне всё рассказываешь. Ты меня понял, физрук-на?
Тот в ответ часто кивает, вроде как нормально вкуривает, но как только я ослабляю хватку, он буквально отскакивает в сторону и тут же даёт дёру.
— Наркоман! — зло бросает он. — Я сейчас милицию вызову!
— Вызывай, — говорю я и машу на него рукой, как на нечто совершенно бесполезное.
Толку с него не будет, это уже ясно. Ладно, попробую сам разобраться. Сыщик я или кто? Надо пройтись немного, осмотреться. Ну-ка, пойду в «Трэвел Клаб» загляну. Я перехожу через дорогу и иду к кафешке, она вон там, за углом.
Заворачиваю за угол и… охренеть. Нет, ну надо же, а натурально как… Блин, да как они это сделали! Там, где сейчас находится кафе «Трэвел Клаб», раньше был хлебный магазин. Ну как раньше, прям прилично раньше, когда я ещё в школу ходил. Мы с бабушкой сюда приезжали иногда за тортом.
Потом, после перестройки там чего только не было, и «Хопёр-Инвест», и пивная, и банк, а сейчас кафешка с классными пирожными. Мы сюда с дочкой раньше ходили… Пока она не превратилась… ну неважно.
Короче, это отвал башки. Может у меня крыша поехала? Как такое возможно? Ведь всё прям один в один и вон надпись процарапана «Секс Пиздолс», по-русски, через букву «з». Мы тогда и не слышали их сроду, но знали, что есть такие. Панки. У Лёхи Васина плакат был, брат привёз из Польши.
Я останавливаюсь напротив тусклой витрины, оформленной в стиле семидесятых, хлеборобы, трактора, снопы пшеницы. Хлеб — наше богатство. Ага, точно. Засовываю руки в карманы куртки. В правом что-то есть, какая-то бумажка. Ух-ты! Чирик что ли? Красненькая. Ничего себе, целое состояние…
Ну ладно, раз такое дело, зайду. Посмотрим, чем торгуют. Если я сплю, вкус не почувствую. А если почувствую, значит аттракцион, розыгрыш.
Я захожу внутрь и вдыхаю тёплый запах. Такое подделать невозможно. Как в детство попал. Немножко деревенский аромат свежего хлеба. Почему-то сейчас в булочных так не пахнет. И выбор сейчас намного больше, и хлеб вкусный, не то, что те белые кирпичи «Пшеничного» за двадцать вроде копеек, а запаха такого нет…
Кстати, про белый кирпич. Если он свежий, горячий, корочка была очень вкусной, хрустящей. Пока несёшь до дома всю сгрызёшь, но вообще-то хлеб был так себе, сероватый, с кислинкой, будто и не из пшеницы. А вот сайка или плетёная хала, да ещё и с молочком, эх… счастье. Ну посмотрим, что тут нам приготовили организаторы «игры в кальмара».
Глаза разбегаются и хочется попробовать всего. Я решаю взять коржик, бублик, плетёнку, пирожное «картошка» за двадцать две копейки, и кулёк ирисок «Кис-Кис». Деньжата имеются.
Это, конечно, не московское изобилие, а сибирская аскетичная действительность, вернее прошлое, но всё равно отлично. Ещё пряников мятных, без глазури. Я сладкое, если честно, не так, чтобы очень, мне бы лучше чего покрепче, так что беру чисто в ознакомительных целях. Посмотрим, что тут к чему.
Продавщица взвешивает и пишет на клочке серой бумаги какие-то закорючки. Я подхожу к кассе и протягиваю шифровку.
— Рубль десять, — говорит кассирша.
— И пакет ещё, пробейте, пожалуйста, — говорю я, протягивая десятку.
— Чего? — спрашивает она с недовольным видом.
Глаза её из-под век, размалёванных яркими бирюзовыми тенями смотрят с недружелюбной насторожённостью. Большой, негнущийся от крахмала чепец, венчает голову, как корона. Толстые красные губы переспрашивают:
— Какой пакет?
— Обычный, барышня, хлеб сложить, — отвечаю я.
— Генерал, тебе пакет, — хохочет тётка в синем халате, приближаясь к кассе. — Люб, это он тебя клеит так. Понравилась видать. Барышня!