Он говорил громко, гортанным голосом, кривил рот, глаза его стали широкими и совершенно черными. Он вдруг поставил каблуки на сиденье стула и как-то очень ловко и быстро сложил ноги, выставив вперед колени. Казалось, что проповедник, сидя на циновке, обращается к народу, потрясая сухим, деревянным кулачком.
Потом они некоторое время молчали. Казалось, что и Кругляк, весь охваченный мыслями о далекой стране, не может прервать молчания.
-- Послушайте, -- тихо сказал Кругляк, -- послушайте! Я хочу вам сказать одну вещь. - Индус слушал, вытянув шею. - Теперь, когда обжиг налажен, -- продолжал Кругляк, -- давайте закрутим вместе работу по внедрению сибирского графита.
Индус молчал. Кругляк оживился, задвигался на стуле.
-- В самом деле, вы только подумайте: это красота! Он залегает в Восточной Сибири. Явно кристаллический. Как вы смотрите на это дело? Мы быстро составим рецептурку, провернем через цех и поднесем нашему оппортунисту на практике гросс карандашей из советского графита. А? Ведь это будет мировой номер! -- Он перегнулся через стол и дернул индуса за рукав. А? Николай Николаевич! -- весело крикнул он.
- Я тут воюю, как Чапаев: с этим старым трусом, с мастерами, с директором, который только и думает про благополучный отчет, с отделом рационализации. Вы знаете, что мы сделали за полтора года? Прошли от Киева до Варшавы, уверяю вас. Когда я пришел на фабрику, -- вы мне, конечно, не поверите, - глину привозили из Германии! Факт! Если чего не хватает, главный инженер пишет директору рапорт: "Через десять дней останавливается производство", и сидит страшно доволен: отогнал от себя зайца! Достали --хорошо! Не достали-- тоже хорошо! Ну, ну я ему показал! Виргинский можжевельник? А ольха, липа вас не устраивают, а? Вот, пожалуйста, попробуйте, товарищи, рецептурка -- химические карандаши на ленинградском метилвиолете. Пишут? Слава богу! Потом я взялся за всю эту экзотику. Южноамериканские смолы и камеди? Это была работа! Мастера кричали, как новорожденные, день и ночь, технорук копал под меня целый радиус метро. В конце концов, Охтенский завод дает прекрасные искусственные смолы. Теперь мы внедрим сибирский графит, а? Зачем нам цейлонский?
Он поднялся и побежал вдоль стены своего кабинета, тыкая пальцами в схемы технологического процесса.
- Подождите, осенью мы выгоним аравийскую камедь. Знаете, какая у меня мысль? Заменить ее просто пшеничной мукой. -- И Кругляк расхохотался.
Потом он подошел к новому химику вплотную и, заглянув ему в глаза, сказал:
-- Вы сами видите, наш карандаш -- это г..., но пусть, как говорили мои предки, я не дождусь видеть своих детей жить в социалистическом раю, если через три года советский карандаш не будет смеяться над немецким.
Он наклонился и горячим шепотом сказал в ухо индусу:
-- Слушайте, я ведь вижу: вы самый замечательный парень! Давайте крутить это дело вместе.
О чем думал новый химик? Он поставил ноги на пол, он серьезно кивнул головой, и похож он был в эту минуту на англичанина больше, чем на индуса.
Кругляк снял с гвоздя полотенце, вытер лицо, и полотенце потемнело от влаги, точно он вытирался после умывания.
-- Знаете что? -- сказал он. - Давайте поедем в Парк культуры, доедем до Бородинского моста, сядем на речной трамвай, получится очень здорово. Правда, я условился встретиться в семь часов с одной Людмилочкой, но революция от этого не пострадает. Я ей завтра позвоню, что меня вызвали в Наркомлегпром, к самому Любимову.
Когда они вышли из проходной будки, Кругляк взял нового химика под руку.
Прохожие оглядывались на них, и Кругляку это нравилось. Он, смеясь, говорил:
-- Люди думают, что вы так загорели на Воробьевке.
Он предложил пообедать в парке и начал жаловаться на свой аппетит.
-- Мне всегда хочется кушать, - говорил он. -Утром я не завтракаю, а вечером не ужинаю - лень возиться, - холостяк! Приходится съедать три обеда на фабрике-кухне. Митницкая и Колесниченко не обедают, я пользуюсь их карточками. Три супа, три вторых, три киселя - можно жить.
Он толкнул своего спутника в бок и сказал:
- Смотрите, смотрите, что за фигура! Вот это ноги! Прямо на сельскохозяйственную выставку.
Потом он стал высчитывать свой бюджет:
-- Три обеда обходятся восемь рублей в день, вот вам уже двести сорок; папиросы -- тридцать; бритье - пятнадцать, я дома не люблю; папаше -- он живет у старшей сестры - шестьдесят. Сколько? Уже триста сорок пять. А получаю я четыреста семьдесят пять. Заем, союз -- на мою молодость остается рублей восемьдесят. Ну, конечно, премии. Примерно три месячных жалованья в год. Но все это расходится неизвестно куда. Вот второй год хочу себе сшить настоящий костюм, и ничего не получается.
Подходя к Бородинскому мосту, они увидели толпу, собравшуюся у края тротуара. Оказалось, что заблудилась девочка. Перед ней на корточках сидел милиционер и, стараясь говорить женским голосом, спрашивал, как фамилия ее мамы.
-- Ой, не могу видеть, когда дети плачут! - сказал Кругляк.
Какая-то девушка в белом платье, поднимаясь на цыпочки, старалась заглянуть через плечи стоявших.
-- Что случилось? -- спрашивала она. -- Молодой, старый? Трамваем переехало?
-- П-а-п-а-л-а-м! - крикнул Кругляк и махнул рукой.
-- Нет, серьезно: что случилось? -- спросила девушка.
-- Ничего особенного! Я хочу с вами познакомиться, -- сказал он и расхохотался.
Девушка тоже рассмеялась, покачала головой и ушла.
-- Типичная валдайская девственница, - сказал Кругляк, и они пошли к пристани садиться на речной трамвай.
Оки ехали на катере мимо окутанного дымом завода Фрунзе, проехали мимо домиков Потылихи, и только когда вода сделалась темной от отражавшихся в ней высоких деревьев на Ленинских горах, стало немного прохладней и почувствовалась сырость воды и свежесть воздуха.
-- Дыши, дыши! -- говорил себе Кругляк. -- Делай га, га!
Он радовался, вертелся, вскакивал с места.
-- А мне казалось, что лучшего места, чем наша фабрика, нет на свете, -- говорил он.