Разумеется, выражение «сверху вниз» применительно к теще Фуад мысленно употреблял не в переносном, а в буквальном, физическом смысле.
— Фуад-гардаш, мы едем куда-нибудь в перерыв?
— С половины двенадцатого будь в гараже, Касум, жди звонка: поедем в аэропорт.
Фуад привычным взглядом скользнул по одной из двух табличек на двери, где были указаны его фамилия, имя, отчество, дни и часы приема посетителей. Он вошел в приемную, где сидела их общая — с начальником управления Ахмедом Назаровым — секретарша Нелли. Нелли тотчас встала и поздоровалась с ним. Обе двери, справа и слева, начальника и заместителя, были открыты настежь. Настенные часы показывали ровно девять. Так у них было заведено: Нелли приходила на работу чуть пораньше, минут за пять, за десять до девяти. Фуад — ровно в девять, а начальник — десять — пятнадцать минут десятого. Фуад твердо решил про себя: когда он переселится в кабинет Ахмеда Назарова, он не изменит своему правилу — будет приходить на работу ровно в девять и такой же точности потребует от своего заместителя. В том, что такое переселение — вопрос ближайших недель, а может, даже дней, он не сомневался.
На Нелли было новое зеленое платье с короткими рукавами, делавшее девушку еще эффектнее, еще привлекательнее. Нелли было девятнадцать лет. Проходя мимо, Фуад нахмурился: у стола ее стоял парень-молокосос в джинсах, худенький, стройный, спортивного типа, как теперь говорят. Фуад знал парня в лицо, он работал в отделе Мир-Исмаила, но, кажется, большую часть времени околачивался здесь, в приемной, возле Нелли.
«Интересно, о чем они без конца шепчутся? Шепчутся, пересмеиваются. Надо как-нибудь сказать Мир-Исмаилу, пусть надерет „ковбою“ уши. Надо, надо… Но сколько их — этих всевозможных „надо“?! И то надо, и другое, и третье. Откуда на все, на всех взять время? Проклятый цейтнот!»
Следует сказать, к Нелли не были равнодушны и остальные сотрудники управления, точнее, вся его мужская половина. Каждый старался под каким-нибудь предлогом заглянуть к ней в приемную, а заглянув, считал своим долгом сказать ей комплимент. В праздники же, особенно накануне Восьмого марта, Нелли делали подарки: плитку шоколада, букетик цветов, флакон дефицитных духов — кто что. Разумеется, красота и молодость были не единственной причиной доброго отношения сотрудников к Нелли. Большинством руководили земные, прозаические мотивы. С помощью Нелли можно было быстрее донести до руководства свою просьбу, быстрее получить подпись на нужном документе. Да, в таких делах многое зависело от того, как Нелли относится к вам лично. Она могла посоветовать, стоит или нет идти сегодня на прием к начальству. Знала, в каком настроении сейчас Назаров, в каком — он, Фуад, его зам. Нелли могла сказать, например: «Сегодня будет очень кстати поднять этот вопрос, а вот об этом лучше не заикаться». И наконец, Нелли лучше всех была в курсе взаимоотношений между начальником и заместителем в данный конкретный момент; знала, как в их глазах котируется тот или иной сотрудник, в каких тонах поприветствовали начальника и его заместителя «великие мира сего» — Ахмедов-Мамедов-Султанов, как прошла встреча начальника с секретарем парткома, о чем разговаривал заместитель с председателем месткома, и так далее. Подобного рода сведения можно было получить только и только от Нелли.
Фуад и сам был слегка неравнодушен к Нелли. Что-то в ней было такое!.. Длинные, стройные ноги. Легкая походка. Прямые волосы до плеч — черные, блестящие, высшего качества, будто дорогой парик. Строгий, даже чуточку надменный взгляд. Смотрит на собеседника несколько исподлобья, хочет казаться непроницаемой — и вдруг, лицо озарится такой обаятельной улыбкой! Чистюля, каких редко встретишь, можно сказать — эталон стерильности. Руки, пальцы — ухоженные, прямо-таки произведение искусства.