В отличие от Никсона, Рональд Рейган, также республиканец, уделял больше внимания внутриполитическим режимам и проводил политику, направленную на ослабление автократических, особенно, хотя и не исключительно, коммунистических режимов{10}. Рейган избирательно подходил к решению вопросов смены режима в тех или иных странах, беспокоясь скорее о коммунистических диктатурах в Восточной Европе, чем о капиталистических диктатурах в Африке или Латинской Америке. Тем не менее, подход Рейгана к вопросам внешней политики имеет больше общего с позицией демократов Вильсона и Трумэна, чем республиканца Никсона.
Приоритетность личностей и идей в политике США в отношении России
Вряд ли какая-либо из администраций проводила политику смены режимов столь ревностно, как администрации Вильсона и Рейгана, или же с такой энергией действовала в сфере баланса сил, как при Никсоне и Киссинджере. Большинство президентов пытались сочетать в своей деятельности оба начала. Советник президента Билла Клинтона по национальной безопасности Энтони Лэйк еще за десять лет до занятия им этого высокого поста писал: «Во внешней политике американцы постоянно разрывались между наследием твердолобого реализма и идеалистической верой в миссию Америки способствовать укреплению демократии и свободы личности… Последнее побуждает американцев в расширительном смысле толковать свою мощь, а первое — заставляет их осознавать ограниченность этой мощи»{11}. Независимо от «окраски» президенты, склонные к балансированию силой, всегда будут испытывать давление исторического наследия США как лидера демократического сообщества в плане привнесения в силовую политику либеральных идей, а сторонники изменения режимов — понимать, что, когда Америка нуждается в союзниках, она всегда может закрыть глаза на попрание либеральных ценностей. На протяжении первого десятилетия после окончания «холодной войны» обе эти тенденции оказывали влияние на политику США в отношении России. И все же в различные периоды после окончания «холодной войны» два различных философских подхода оказывали влияние на внешнюю политику конкретно и дифференцированно[6]. Центральным аргументом данной книги является утверждение о том, что идеи действительно оказывают влияние на выработку внешней политики. Цели внешней политики определяют не государства, какие-то структуры или бюрократические образования, а персонажи. Конкретные люди с именами и лицами, не просто «Соединенные Штаты» или «Россия» либо «глобализация» или «международный баланс сил» определяют внешнюю политику. В ходе выработки внешней политики представления людей о природе международных отношений оказывают самое непосредственное и ощутимое влияние на тот или иной выбор участников этого процесса[7]. Политические деятели — приверженцы конкретных идей могут повернуть политику всего правительства в определенном направлении. В нашем случае это Джеймс Бейкер и его идея ядерного разоружения, Энтони Лэйк и его идеи расширения НАТО, Уильям Перри и его идея сотрудничества в деле уменьшения угрозы или Лоренс Саммерс и Дэвид Липтон с их идеей макроэкономической стабилизации. Это только некоторые, наиболее яркие примеры того, как сочетание активных политических деятелей и новых идей оказало серьезное влияние на формирование политики США в отношении России в 90-х годах. Потенциальная значимость и казуальность таких идей особенно возрастают в периоды быстрых перемен, как это имело место после окончания «холодной войны», когда старые институты, нормы и привычные способы действий были поставлены под сомнение или разрушены, а новые правила игры, определяющие внешнюю политику (как внутри стран, так и на международной арене), еще не сложились{12}.
В конечном счете, пределы, в которых могли действовать творцы американской внешней политики, определялись соотношением сил на международной арене. Американской дипломатии приходилось принимать решения относительно поддержки процесса смены режима в России или уничтожения российского ядерного оружия именно потому, что США располагали возможностями для действий в этом направлении{13}. Тем не менее, сам по себе баланс сил на международной арене еще не определяет внешнюю политику государств{14}. Структурные или системные факторы, будь то баланс сил или международные институты, в наименьшей степени могут сдерживать самую могущественную страну в этой системе — Соединенные Штаты{15}. Равно как и ни одно геостратегическое соображение, например нефть или безопасность важного союзника, не перевешивает все остальные внешнеполитические интересы. Ближе всего к этой черте — проблема распространения ядерного оружия, но даже это соображение не определяет, какой должна быть политика США в отношении России. При выработке внешнеполитического курса США в отношении России в постсоветский период творцы американской внешней политики стояли перед выбором альтернатив, и этот выбор в значительной степени определялся их представлениями о международной политике.
6
В данной книге мы не хотим ограничиваться простым перечислением идей, а пытаемся оценить их причинную роль в процессе выработки внешней политики. Происхождение этих идей также не является предметом исследования данной работы, хотя в некоторых случаях в процессе изложения мы уделяем внимание их историческим корням.
7
В литературе часто имеет место черно-белое противопоставление «материальных интересов» и «идейных интересов». Мы отвергаем такой подход и считаем, что стремление к достижению так называемых «материальных интересов» тоже является идеей, идеологией или мировосприятием. Поскольку далеко не многим творцам американской внешней политики она приносит личное богатство (по крайней мере, пока они занимают свои посты), их стремление к так называемым «материальным интересам» также мотивируется идеей американских национальных интересов. Другими словами, реализм и идеализм (либерализм) представляют собой идеи (теории, рамки, мировосприятия, дорожные карты) о природе международной системы и, применительно к нашей задаче, месте в этом процессе Америки. Сторонники «баланса сил» и «преобразования режимов» придерживаются различной стратегии при осуществлении внешней политики и достижении национальных целей, но все они разделяют общее представление относительно целей внешней политики США в широком плане.