Но для этого нет времени. Время – несуществующий концепт в моей жизни, а Джон Такер – очень большой отвлекающий фактор.
– Я плачу за твой обед, потому что так меня воспитала мама, – спокойно говорит он. – Называй меня старомодным, если хочешь, но это моя привычка.
Я снова испытываю чувство вины.
– Извини, – мой голос слегка дрожит. – Спасибо за ланч. Я очень признательна.
Мы двигаемся в другой конец прилавка, молча ожидая, пока кудрявая девушка приготовит мой сэндвич с ветчиной и швейцарским сыром. Она заворачивает его, и я сую его в подмышку, одновременно открывая диетическую колу, которую заказала. Затем мы снова идем. Такер следует за мной до двери, с любопытством наблюдая, как я пытаюсь одновременно открыть колу, поправить сумку и развернуть свой бутерброд.
– Давай подержу, – он забирает из моей руки бутылку, с нежностью глядя, как я впиваюсь в поджаренный ржаной хлеб.
Не успеваю я прожевать один кусок, как откусываю снова, и это заставляет его рассмеяться.
– Голодная? – поддразнивает он.
– Умираю от голода, – признаюсь я, не заботясь о том, что говорить с набитым ртом – невежливо.
Я быстро спускаюсь по широким ступеням, но Такер не отстает.
– Не стоит есть на ходу, – советует он.
– Нет времени. Следующий урок аж в другой стороне кампуса, так что… Эй! – вскрикиваю я, когда он берет меня за руку и стягивает с дорожки. – Что ты делаешь?
Игнорируя мои протесты, он ведет меня к одной из кованых скамеек на лужайке. Снег этой зимой еще не шел, но трава покрыта серебристым слоем инея. Такер заставляет меня сесть, затем садится рядом и кладет одну руку мне на колено, будто боится, что я могу сорваться с места. О чем я действительно подумывала до того, как ко мне прикоснулась эта большая рука? Ее жар опалил меня сквозь колготки и согрел сердце.
– Ешь, – говорит он мягко. – Ты позволила себе две минуты на дозаправку, дорогая.
Я понимаю, что подчиняюсь тем же непостижимым образом, что подчинялась вчера, когда он велел мне оседлать его лицо или когда приказал кончить. Дрожь пробегает по спине вдоль позвоночника. Боже, почему я не могу выбросить этого парня из головы?
– Что ты мне писал? – выпаливаю я.
Он загадочно улыбается.
– Полагаю, ты никогда не узнаешь.
Я невольно улыбаюсь в ответ.
– Это было что-то сексуальное?
Он невинно посвистывает.
– Было! – восклицаю я и начинаю казнить себя, потому что, черт возьми, он наверняка писал что-то грязное, соблазнительное и чудесное.
– Слушай, я не займу много твоего времени, – говорит он. – Знаю, что ты занята, что каждый день ездишь сюда из Бостона, что у тебя несколько работ…
– Две, – поправляю я и вызывающе вскидываю голову. – Откуда ты это знаешь?
Он пожимает плечами.
– Наводил справки.
Наводил справки? Дерьмо. Как бы это ни льстило, мне страшно представить, кого он спрашивал и что ему говорили. Если не считать Хоуп и Карин, я не так уж много времени провожу с однокурсниками и знаю, что временами выгляжу замкнутой…
Ладно, стервой. «Замкнутая» – приличный синоним для слова «стерва». И хотя я не в восторге от того, что мои сокурсники считают меня стервой, я ничего не могу с этим поделать. У меня нет ни времени, ни сил на любезности, а также на кофе после занятий и на то, чтобы притворяться, будто у меня есть что-то общее с богатыми, привилегированными детьми, которых в этом колледже большинство.
– Суть в том, – заканчивает он, – что я все это понял, ладно? Ты завалена работой, и я не прошу тебя носить мою университетскую куртку или мое кольцо или быть моей постоянной девушкой.
Я смеюсь над нарисованной им идеальной картинкой.
– Тогда о чем ты просишь?
– О свидании, – просто отвечает он. – Об одном свидании. Может, все кончится тем, что мы опять переспим… – Мое тело поет от восторга. – А может, и нет. Как бы там ни было, я хочу увидеться с тобой еще раз.
Я смотрю, как он проводит рукой по своим рыжеватым волосам. Проклятье, кто бы мог подумать, что эти узловатые пальцы могут быть такими жаркими?
– Мне неважно, когда. Захочешь перекусить поздно ночью – хорошо. Рано утром – отлично, только если у меня нет тренировки. Я хочу играть по твоим правилам, подстроиться под твое расписание.
Какое-то время во мне борются желание получить удовольствие и недоверие, но последнее одерживает победу.
– Почему? Знаю, вчера мы удивили друг друга, но почему ты так нацелен снова со мной увидеться?
Я нервно сглатываю, когда он пригвождает меня к месту спокойным, внимательным взглядом. А потом он пугает меня еще сильнее, спрашивая: