Cristo.
— Наблюдал за мной, я полагаю.
— Ага, аж заскучал. Ничего, кроме овец и поэзии, — фыркнул Риччи.
Конечно, он знал это. Я потерял бдительность, должен был его заметить. Он мог спокойно меня убить в любой момент.
— Ну прости, что навеял на тебя скуку Алессандро.
— Алессио. Никто не называет меня Алессандро.
— Я и не подозревал, что мы друзья.
— Тебе лучше так думать, Джулио. Ты же не захочешь, чтобы я был твоим врагом.
— Любой человек, пытающийся убить меня, автоматически становится моим врагом.
— Это работа. Ничего больше. Ты должен понимать это, учитывая все, что ты сделал для своего отца в «Ндрангете».
Странным образом я понимал, но мы не были похожи. Даже не близко.
— Я делал это во имя семьи, во имя братства. Ты же служишь только одному человеку – себе.
— Да, это правда. Но мне лучше работать одному. В «Ндрангете» полно шакалов, которые пытаются сожрать своих детенышей.
Теперь мы говорили о мафии? Что, блядь, тут происходит?
— Хотя у нас захватывающе идет разговор, я хочу знать, как долго ты следил за мной. Ты ответственен за то, что произошло в Бельгии? — я наклонился к нему, мои мышцы напряглись в готовности.
— Я не несу ответственности за смерть твоего парня.
— И я должен поверить тебе на слово?
— Я не использую бомбы. Слишком публично. Слишком грязно. Работа дилетанта, — насмешливо усмехнулся Риччи.
И я ему и правда поверил.
— Похоже, многие хотят убить тебя, — продолжал Алессио. — Ты очень популярен, не находишь?
В ответ я молчу.
— Почему ты еще не убил меня?
— Ты так хочешь умереть?
— Я ушел из «Ндрангеты». Они не хотят меня отпускать, потому что я гей, — я стиснул зубы, меня захлестывал гнев на него и на себя.
— Не все зависит от твоих сексуальных предпочтений.
— Cazzata. (херня полная) Это единственная причина, по которой кто-то может нанять тебя, чтобы меня убить.
— Ты глупее, чем я думал, если в это веришь.
Может быть, он намекал на другую причину?
— Если это для того, чтобы нанести удар по моему отцу, то наверняка они не слышали, что он отрекся от меня, — это была публичная история, которую распространил Фаусто, чтобы меня уберечь.
— Любой, кто знаком с Раваццани, знает, что он никогда не отпустит тебя, — Алессио допил свой напиток и поставил пустой стакан на барную стойку.
— Тогда они ошибаются. Я отказался от права на его трон, как только покинул Сидерно.
— Как ты любишь говорить, cazzata, (чушь собачья) — он не проявил никаких эмоций, его голос оставался ровным и безэмоциональным, а лицо бесстрастным. Если в его груди и билось сердце, я не мог сказать.
За исключением ночи в клубе. Стоя на коленях, он смотрел на меня с таким огнем и тоской, что опалило мою кожу. Тогда он был совсем не холодным и отстраненным.
Я не хотел думать о той ночи, ни сейчас, никогда-либо еще.
— Это правда, веришь ты в это или нет, — раздраженно огрызнулся я.
— Поживем увидим?
Я залпом допил напиток.
— Думаю, увидим, — я встал и бросил еще денег на барную стойку.
— Я ухожу. Если ты не планируешь пристрелить меня через несколько секунд, знай, что в следующий раз я приду за тобой, Риччи.
Мелькнула улыбка, но он ее скрыл.
— Я с нетерпением жду этого, il bel principe. (прекрасный принц.)
Сжав кулаки, я поспешил выйти на улицу, навстречу холодному шотландскому ветру.
Глава 4
Алессио
Миссис Кэмпбелл вернулась, чтобы прибраться, и предложила мне еще выпить, но я отказался. Я не часто пил и никогда не злоупотреблял. Одного напитка пока было достаточно.
Удалившись от барной стойки, мои глаза задержались на рядах блестящих бутылок. Реакция Джулио — гнев и недоверие, была ожидаемой. Но сильнее всего меня волновала моя собственная реакция на него.
Я почти шесть недель потратил на поиски Джулио. На острове Санторини он избавился от телефона и документов, что сильно затруднило его поиски. Он не прикасался к своим банковским счетам и электронной почте. Но счастливая случайность помогла мне узнать, что человек, подходящий под его описание, сел на самолет в Эдинбурге. Это подтвердила стюардесса, и дальше все стало проще. Такой красивый человек, как Джулио Раваццани, не мог скрыться на светлом высокогорье.
На автомате я собрал пистолет. Мне не нравилось то пылкое желание, что захватило меня, и не мог перестать думать о его губах, его руках. Та ночь в Малаге была запоминающейся — он был груб со мной. Эгоистичный и требовательный, именно это меня привлекало.