Он хрипел рядом со мной. Я пожалел его и притормозил, стараясь не рассмеяться, когда он рухнул как камень.
— Тебе нужно подышать...
— Блядь. Отстань, — задыхался он.
Я поднял ладони и растянул мышцы, чтобы согреть их. Для меня это еще не было половиной, и предстоял долгий путь.
— Ты можешь повернуть назад, если хочешь. Никто не заставляет тебя оставаться.
— Как тебе вообще удается дышать? — он прищурился и посмотрел на меня. — Ты человек?
Эти слова задели старую рану, которая до сих пор не зажила.
— Он ненормальный, — кричал мой отец в своих пьяных бреднях. — Что не так с этим мальчиком?
Я был разочарованием для него, человека, который хотел иметь громкого и буйного сына, кого-то более похожего на себя. Вместо этого я был тихим и немногословным, больше сидел в своей голове, нежели говорил. Я мог долго сидеть и ничего не делать, что и сделало меня лучшим снайпером в мире, но я был ужасным сыном.
— Я человек, — ответил я Джулио. — Просто в лучшей спортивной форме, чем ты.
Он пробормотал ряд итальянских ругательств и вытер лицо рукавом кофты.
Мне вдруг стало любопытно узнать о его прежней жизни в Сидерно.
— Твой отец не заставляет своих людей поддерживать форму?
— Здесь не военные, Алессио.
Жаль. При надлежащей подготовке он мог бы ускользнуть от меня. А так он везде оставлял за собой хлебные крошки. Джулио был как голубое небо, полное красок и жизни. Его невозможно было не заметить.
Он подозрительно посмотрел на меня.
— У тебя есть при себе оружие?
Я протянул руки.
— Нет, не ношу. Кроме тупиков и орлов, в это время суток здесь ничего нет, — я сделал паузу на середине растяжки. — Но мне не нужно оружие, чтобы убить тебя, Джулио.
Это был факт. На его шее все еще виднелись следы моих пальцев.
— Я не так слаб, как ты думаешь, — сказал он.
— Не считаю тебя слабым, — отнюдь. Ндрангета не воспитывает слабаков, и Раваццани позаботился бы о том, чтобы его наследник был достаточно силен, чтобы взять на себя управление, когда придет время.
Но я был убийцей, бездушным монстром. Меня учили уничтожать врагов быстро и тихо. Он мне не соперник.
В моей голове внезапно возникло множество вопросов.
— Какой твой любимый способ убить человека?
Он нахмурился.
— Ma dai,(да ладно) что это еще за вопрос?
Я потянулся, разминая плечи, и сосредоточился на земле
— Это единственное, что у нас есть общего, не так ли? — это, и также близкое знакомство с членом Джулио.
— Только я не убийца.
Я фыркнул, не в силах сдержаться.
— Cazzata. (Чушь)Ты был солдатом своего отца. Ты убивал.
— Я делал немного мокрой работы.
— Немного, — повторил я. — Но кое-что ты делал. Так скажи мне, какой твой любимый способ убийства?
— С какого хрена ты хочешь знать? Интересуешься, как я тебя убью?
Как будто он мог. Но было ясно, он обиделся на мой вопрос, поэтому я не стал настаивать. Если Джулио не мог увидеть, кто он на самом деле под дизайнерской одеждой и хорошей внешностью, то кто я такой, чтобы указывать на это?
Я сделал движение рукой.
— Andiamo, (Вставай) перерыв окончен.
Его губы раздвинулись, настороженность и недовольство были вытравлены на его красивом лице.
— Сколько еще осталось?
— Мы еще не пробежали и половины пути, — он смотрел на меня, и я видел его нерешительность. По какой-то причине мне хотелось, чтобы он не сдавался. — Идем. Ты можешь не отставать.
— Отвали, Алессио, — проворчал он, вставая. — Я делаю это только для того, чтобы стать сильнее, и тогда я смогу убить тебя.
— Va bene, uccisore. (Хорошо убийца.) Пойдем.
Джулио явно не понравилось, что его назвали убийцей, но когда я снова начал бежать, он последовал за мной, его шаги отдавались эхом позади меня.
Мы бежали несколько минут, а потом он заговорил.
— Какой твой любимый способ убийства?
Истина вырвалась прежде, чем я успел ее остановить.
— Своими руками, — Я недовольно скривился и постарался не думать о том, как дико это звучит. Именно поэтому я предпочитал винтовку. Оружие было чем-то холодным и не вызывало удовлетворения, оставляя между мной и жертвой дистанцию, которую легче оправдать, проще привести в исполнение. Легче держать своих демонов в узде.
Убивать руками — интимное, личное. Вызов, в котором чувствовалась стихия, скорее животная, чем человеческая. В такой момент я не чувствовал ничего, кроме отчаянной потребности выжить, одержать верх над противником. И когда мне это удавалось, я испытывал восторг — это не нормально.