Я так сильно хотел прикоснуться к нему, что дрожал от желания. Но не доверял себе.
Я отпустил его, как будто он был боевой гранатой.
— Если бы ты собирался убить меня, ты бы уже сделал это, — он не двигался.
— Оттягиваю неизбежное.
Оттолкнувшись от камня, он направился ко мне. В нем не было ни страха, ни колебаний В каждом шаге сквозила уверенность, расслабленность и спокойствие. Полная противоположность мне в данный момент.
— Cazzata. (Брехня.) Если жизнь меня чему-то и научила, — сказал он, — так это тому, что не существует такого понятия, как неизбежность.
Я ничего не ответил. Он был неправ. То, что я выследил его, было неизбежно. Его смерть была неизбежна.
Он обошел меня и помчался вверх по тропе, промерзлая земля хрустела под его ботинками. Я последовал за ним. Мы начали с легкой пробежки, чтобы согреться, и направились к холмам. Воздух был холодным, а тропинка — твердой. Я сосредоточился на своих ногах, и дыхании, на своем окружение. На всем, кроме мужчины передо мной.
— Так ты сверху или снизу? С мужчинами, — прошло десять минут, прежде чем он заговорил.
Я понял, что он делает. Хмуро посмотрел на его широкую спину.
— Почему у тебя один секс на уме?
— Просто поддерживаю разговор, убийца. Мне интересно узнать о человеке, который хочет меня убить.
Он пытается смягчить меня в надежде, что я не выполню заказ? Заставить нас общаться на человеческом уровне? Такую тактику использовали пленники по отношению к своим похитителям. И она не сработает.
— Ты зря тратишь время.
— Это значит, что ты не ответишь?
— Нет, это значит, что я знаю, что ты делаешь. Кроме того, я не люблю ярлыки.
— Не хочу тебя расстраивать, но буква «Б» в слове «ЛГБТ» означает «би». Это определенно ярлык.
Я предполагал это, но не пытался анализировать свою сексуальность или думать о том, что это значит. Я спал с теми, кто меня привлекал в тот момент. Так получилось, что меня привлекали и женщины, и мужчины. Я долгое время не понимал этого, особенно в молодости. В армии мои сослуживцы пытались убедить меня в том, что я гей и что я обманываю их, время от времени переспав с женщинами. Но киска возбуждала меня не меньше, чем член.
— Может, ты квир?
— Неужели геи обсуждают такие вопросы?
— Да.
— Мне нравится трахаться и быть трахнутым. Помогло?
Джулио споткнулся, и быстро выпрямился. Я подавил довольную ухмылку. Он не был так невосприимчив ко мне, как притворялся.
Он тоже часто вспоминал ту ночь в Малаге?
Мы долго молчали, бежав все выше по тропинке, его дыхание становилось все более затрудненным. Мне нравилось наблюдать за тем, как напрягаются его мышцы. Как пот собирается между лопатками. Зрелище искупало медленный темп.
— Когда ты понял... что ты би? — задыхался он.
Я вздохнул. Очевидно, он думал только об одном.
— Около девяти или десяти, я полагаю. Моя Нонна смотрела очень много футбола. Меня не особо волновала игра, но я был очарован игроками.
— Трудно было в армии? Найти мужчин, с которыми можно переспать?
— Нет, совсем нет. Это было легко, но нужно было делать это быстро, — я усмехнулся.
Он больше ничего не сказал. Думал ли он о своем воспитании? О своем любовнике, который был убит в Бельгии? Мне стало любопытно, о чем он думает.
— А ты? Когда ты узнал?
— Всегда.
— Как ты скрывал это от отца?
— Оглядываясь назад, я не могу поверить, что Фаусто не догадался об этом. У меня в спальне на стенах висели постеры Джанлуиджи Буффона.
Я приподнял удивленно брови. Мы с Буффоном были одного роста, с похожими чертами лица, оба с темными волосами. Признал ли Джулио сходство?
— Фантастический вратарь.
— Я был одержим им. Никогда даже не рассматривал женщину в том же ключе.
— Ты когда-нибудь спал с женщиной?
— Нет, никогда. Мы с Паоло нашли друг друга, когда мне было шестнадцать. Он был моим первым.
— Ты, должно быть, скучаешь по нему.
Он пожал плечами, как бы говоря:
«Что поделаешь».
— Да, но у меня было много времени, чтобы примириться с чувством вины. Я и представить себе не мог, что кто-то попытается меня убить. Думал, что свободен от всего этого. Что мы будем...
В безопасности.
Как он мог быть таким наивным?
— У твоего отца было много врагов.
— Дело не в моем отце. Я - позор, гей, который поклялся им своей жизнью и ушел. Они не могут меня отпустить.