Снаружи раздались торопливые шаги, и я поспешно вышел наружу. Меньше всего охота, чтобы застали в задумчивом виде в сортире в застегнутых штанах. Наверняка же покрутят пальцем у виска и поделятся со всей округой.
Это оказался тот самый вчерашний пацан, которого я уже видел в доме. Он несмело улыбнулся, и в голове очень удачно выскочила очередная карточка с бонусом. Ванька, младший брат. Сводный. От второй жены. А та рябая бабища – вообще третья. И как ее зовут, не всплыло. Но тятя мой новый – тот еще орел. Предыдущих уморил и новую себе завел.
Хотя странно все это. Вертится в уме насчет целого выводка детишек, обязательных для подобного хозяйства. Штук десять должно быть от исправно рожающей матки. А тут нас всего двое… Непорядок. Может, я все же туплю, и вполне современные люди? Ну вроде амишей в США? Принципиально от новых веяний отказались. И век у нас двадцать первый. Не могли же все детишки помереть разом?
Посмотрел окрест и мысленно сплюнул. Не бывает так, чтобы вообще никаких следов нормальной цивилизации. И дома сейчас такие не ставят самые продвинутые на возвращении к природе. Видно же, не новый. Бревна уже почернели, но сделано на совесть. До трех саженей в длину, крыша двускатная, стены из толстых лиственничных бревен опираются на каменный фундамент.
По всему окружью дома пущена узорная резьба. Это огромная работа, зато и смотрится празднично. И лестница на крыльцо с узорными балясинами. А по окружности двора, огражденные от чужих забором из крепких плах, а не дощатым, – клеть, скотный сарай, амбар, баня, гумно. Хорошее хозяйство.
– Ты чего? – спросил Ванька, появляясь из сортира и удивившийся на мое стояние столбом.
– Глянь, красота-то какая, – показывая широким жестом на простор за забором, говорю.
– Ага, – подтверждает он с некоторым недоумением. Чего удивительного в том, что видишь каждый день? Ну река, простор и множество деревьев.
А меня опять пробило, аж до холодного пота. Вновь накатило, и чужие мысли. Сажени, клеть, амбар, гумно… Я и слов таких не знаю, а уж отличить кладовку от сарая или лиственницу от дуба не сумел бы и при помощи Интернета. Ко всему еще, я же говорю не как обычно! Не «красота» произнес, а «баско». Польский? Все-таки не Россия? Не может быть, слышал я как-то ляхов, совсем не то.
– И долго вы валандаться собираетесь? – заорал визгливый бабский голос. – Хозяйством пора заниматься.
Что, и не позавтракав? Слава богу, рта раскрывать не стал. Вовремя язык прикусил. Кто их знает здешние порядки.
– Баню делать будем, цо, забыл?
А это, похоже, в мой адрес.
– Дров наруби, ирод заумный. Вечно мечтает невесть о чем. Ну что смотришь, как телок?
– Да, матушка, – брякнул машинально, чуть не кланяясь. Очень похоже на рефлекторный привет от моего тела.
– Так цо стоишь? Иди, филозоф!
И все через «О» и цоканье. Нет, я все же языки не зря учил. Русский это, но какой-то странный. На Волге точно окают, но вроде не говорят через «ц».
– Все думаешь о чем-то.
– Да, матушка.
– Работой займись!
Еще бы я знал – какой.
– Забочусь о нем, забочусь…
– Конечно, вы же добра мне желаете.
Она аж задохнулась и попыталась перейти с визга на ультразвук. Еще долго разорялась, но Ванька сунул мне в руку невесть откуда взявшийся топор. Я машинально кивнул и принялся отступать в сторону дров, сваленных у забора. Аккуратная поленница, видать, не для меня. Да, собственно, и без разницы. С таким же успехом мне могли предложить валять валенки. О процессе я имел самое смутное представление, а уж топора в руках не держал сроду.
Ну городской я человек, и всяких озимых с яровыми и пшеницы от ржи не отличаю. Черный хлеб вкуснее. На этом мои познания о сельском хозяйстве заканчиваются. Хотя безусловно булок на деревьях искать не стану. Особенно зимой. Вон какие кругом суметы. Тьфу! Сугробы.
Для начала я оглянулся и убедился, что за мной никто не наблюдает. Мамаша, то бишь мачеха, ушлендрала в коровник, прихватив с собой в качестве рабочей силы пацана. И то, таскать скотине жратву… э… фураж кто-то должен. Что-то там достаточно громко говорила, но не в мою сторону, – и прислушиваться не стал. Вроде удовлетворившись нашим с братишкой послушанием, слегка успокоилась. Оно и к лучшему. Не хотелось бы наблюдателей.
Я поставил сучковатое полено на колоду и, широко размахнувшись, засадил колун на большую глубину. Полено не пожелало расколоться, а попутно топор – выходить. Силы у меня теперь натурально выше крыши, и не получается точно рассчитать. Треснул раз десять, прежде чем полено развалилось на две части. Такими темпами я до будущего года работать буду. Поставил одну из половинок ровно, придерживая рукой, и лишь чудом не отрубил себе пальцев. Выматерился в голос с перепугу и затем попробовал подумать.