Тогда я понял, что рядом нет никого достаточно умного для бизнеса и достаточно решительного для продвижения вперед. Мозгов мне было не занимать… это я знал. Но жестокость? Для развития этого качества понадобилось определенное время.
— Значит, вы стали бросать людей в кислоту?
— Нет, я хорошо обхожусь с моими работниками. Если вы еще не догадались, то большинство из них — это национал-социалисты. Они избивают иммигрантов для потехи. Судя по цвету вашего лица и волос, они думают, что вы с Кавказа… так что здесь нет ваших поклонников. Нет, я не угрожаю им: я даю этим молодым людям жить по-своему, распоряжаться в этом доме и очень щедро плачу им.
— Золотыми цепочками?
Сид непринужденно рассмеялся.
— Ха! Нет, не золотыми цепочками. Они получают свое жалованье в евро. Раньше были доллары, но время не стоит на месте. Я понимаю, что вы рассержены. Мистер Грэй, вы можете сто раз повторить, что больше не хотите работать на меня, но обещаю, что у меня есть самые лучшие предложения, которые придутся вам по вкусу.
На стене слева от Джентри висела огромная картина в массивной позолоченной раме. В зыбком свете на него смотрело квадратное лицо Сталина с пронизывающим взглядом.
— Славная картина, — заметил Корт и опустился на неудобный деревянный стул с высокой спинкой.
Сидоренко покосился на портрет, как будто только сейчас заметил его.
— Да. Я уважаю властный дух, который она внушает.
— Вы не производите впечатление человека из старой гвардии.
— Что вы имеете в виду?
— Коммуниста. Я думал, что все криминальные миллиардеры — это капиталистические свиньи, как и остальной цивилизованный мир.
Сидоренко захохотал с разинутым ртом, булькая остатками чая в горле.
— О да, я свинья, но без идеологии, — он снова посмотрел на портрет. — Конечно, дядюшка Джо[4] был ужасным человеком, но он сказал одну из самых блестящих фраз: «Смерть решает все проблемы».
— «Нет человека, нет проблемы», — поправил Корт.
Сидоренко одобрительно улыбнулся.
— Разумеется, вы должны это знать. Это же декларация вашей миссии, разве нет?
— Нет.
Сид пожал плечами.
— Значит, оперативное кредо? — он не стал дожидаться ответа. — Сталин, Романовы, Великая Отечественная война, современный феномен русских скинхедов и националистов. Как видите, у меня есть склонность к самым ужасным вещам. Я сторонник жестокой власти. Человек, обладающий способностью причинять смерть и несчастья ближним, более могуществен, чем богатый и знаменитый добрый человек.
— Это ваше оперативное кредо?
— Не совсем. Развлечение, не более того. Большая часть моих деловых интересов лежит в относительно безобидной плоскости: проститутки, отмывание денег, продажа краденых автомобилей, кредитных карт, наркотиков… все, что приносит деньги, но не они являются моей подлинной страстью. Ничто не удовлетворяет меня больше, чем роль сильного игрока в той индустрии, где вы занимаетесь своим ремеслом. Я говорю об индустрии смерти. Я русский человек, а русская история полна убийств и разрухи. Очень много страдальцев и очень мало торговцев страданиями. Я решил примкнуть ко вторым. Ужасно, но все-таки лучше, чем оказаться раздавленным, вы согласны?
Корт промолчал. Он привык работать с безумцами, обставлять их или работать против них. Этот русский урод был всего лишь одной из пешек на том поле, где ему приходилось играть.
— Вы мой инструмент, — продолжал Сид. — Полезное орудие.
— Если я так решу.
Сидоренко улыбнулся.
— Да, если вы так решите. Именно поэтому сегодня я доставил вас сюда.