— Можно подумать, у нас его нет… — поморщился Черчилль. — Но я…
— Есть некоторая разница между шириной Канала и шириной Атлантического океана. В прошлом году Рузвельт был переизбран только потому, что молчал по поводу европейской войны. Если бы он только попытался объявить, что хочет в нее ввязаться, то…
— Да не читайте мне лекций, в конце концов! — вспылил премьер. — Достаньте лучше из шкафчика бутылку и стаканы… Вы пьете бренди?
— Во время серьезных разговоров — нет, — не пошевелившись, сказал Орлов.
— А я — пью! — Черчилль встал с кресла и, бормоча ругательства, пошел к шкафчику. — Всякий молокосос будет меня учить жизни… Никогда, слышите, никогда немного бренди не мешало серьезному разговору. Не пьет он, видите ли! А я вот…
Черчилль достал початую бутылку, вытащил пробку и налил бренди в хрустальный стакан.
— Чтобы вы сдохли! — провозгласил он и сделал большой глоток. — И за победу!
Черчилль вернулся в кресло, поставил бутылку на стол перед собой. С вызовом посмотрел на собеседника. Тот вздохнул.
— Ладно вам, не в моем возрасте менять привычки… — Черчилль снова отхлебнул бренди. — Но разговор у меня с американцами получился забавный… А я-то вам сразу не поверил, все эти разговоры о Гавайях, о провокации нападения… Высказал я это все только потому, что меня разозлили эти намеки на, видите ли, угнетение Индии. Конечно-конечно, бедные индийцы… А сами Филиппины держат? Мы уйдем с них в сорок шестом году…
Черчилль попытался сымитировать интонации Рузвельта, но получилось не очень похоже.
— Ладно, потом посмотрим, — махнул левой рукой премьер. — Время покажет. До сорок шестого года, как мы с вами понимаем, еще дожить нужно. А потом что-то изменится… Но ведь это какими же тупицами нужно быть, чтобы вот так готовить войну против себя! Значит, если сами напасть не могут, то нужно подставить свой флот и давить на японцев дипломатически, отрезая пути к отступлению… Замечательно. Прекрасно! Нет, ну какое свинство! Нам они намекают, что ждут продвижения Японии на запад, в Россию. Великолепно! Кто же не хочет этого движения? Все в мире этого хотят. России осталось меньше месяца, она уже пропустила удар в челюсть и сейчас стоит, покачиваясь, и даже не пытается отбиваться…
— У Гопкинса возникло другое впечатление…
— Бросьте, Дэн, хоть вы не рассказывайте мне этих сказок! Сталин может сколько угодно прикидываться, играть уверенного и сильного… А вы слышали, что он пытался договориться с немцами? Через болгар пытался, готов был отдать все, что Гитлер и так у него уже занял? Будете утверждать, что это слухи? Слухи? Нет, вы скажите!
— Я не буду комментировать ни это, ни что-либо другое, — спокойно произнес Орлов. — Но, как мне кажется, можно было бы проявить чуть больше уважения к тем, благодаря кому Лондон хотя бы не бомбят.
— Даже так? Я, конечно, безмерно уважаю большевиков… Какую потрясающую речь я произнесу в парламенте по случаю взятия немцами Москвы… Со слезой и совершенно искреннюю… А сейчас я буду делать все, чтобы американцы не вздумали отправлять в Россию оружия, боеприпасов, алюминия… Все это нужно здесь, в Британии. Пока Америка не вступит в войну, нам придется в одиночку сражаться с нацистами, и я…
Орлов похлопал в ладоши. Тихо и медленно. С легкой ухмылкой на загорелом лице.
— Что? — спросил Черчилль. — Будете докладывать об этом Сталину? Об этих моих словах? Пожалуйста! Сколько угодно. Думаете, он ко мне относится лучше? Думаете, он не понимает, что лично его судьба, как и судьба его многострадальной державы, интересует меня только как… как средства соблюдения интересов моей страны. А ему по большому счету наплевать и на Британию, и на Америку… Нет, не наплевать… Он бы с удовольствием слопал бы и нас, и американцев. Чертов Рузвельт делает вид, что не понимает этого… Так что докладывайте Сталину, не стесняйтесь…
— Я, как мне казалось, уже объяснял вам во время прошлой беседы, что не состою на службе у Сталина. Я даже гражданином Советской России не являюсь, как, впрочем, ни одного из существующих государств. И я прошу вас не тратить времени на все эти эскапады. Меня интересует один конкретный вопрос. Ваши условия я выполнил — Сталин прочитал тот текст вслух, это значит, что он как минимум прислушался к этой моей просьбе. Так?
— Ну… Так.
— Я продемонстрировал вам свою информированность. Этого вы тоже отрицать не будете?