По пути на работу я каждый день проезжаю мимо другого завода. Он огорожен ржавой железной решеткой с колючей проволокой поверху. Перед воротами завода огромная пустая стоянка — пять акров бетона, сквозь трещины в котором пробиваются кустики бурой травы. Уже много лет здесь не паркуется ни одна машина. Краска на стенах потускнела и облупилась. На высокой стене еще можно различить названия компаний — там, где были когда-то буквы и логотип, краска немного темнее.
Владевшая заводом компания перебралась на юг. Где-то в Северной Каролине ее хозяева построили новый завод. Говорят, что они бежали отсюда из-за проблем с профсоюзом. Говорят также, что этот профсоюз лет через пять достанет их снова, но пока они получили пять лет относительного спокойствия в отношениях с рабочими и возможность платить меньшую зарплату. Пять лет в нынешних условиях планирования — это почти что вечность. А Бирингтону достался в наследство очередной скелет индустриального динозавра и две тысячи выброшенных на улицу людей.
Полгода назад у меня был случай побывать на этом заводе. В то время я подыскивал для своего предприятия дешевое место под склад. Не то чтобы это было моей работой, но я заехал туда за компанию с коллегой, который этим занимался. (Я тогда еще был мечтателем и думал, что когда-нибудь нам понадобится помещение для расширения производства. Теперь это кажется просто смешным.) Тогда меня больше всего поразила тишина. Каждый шаг отдавался эхом. Это было словно заколдованное место: никаких станков, машин — огромное пустое пространство.
Сейчас, проезжая мимо этого завода, я не могу удержаться от мысли, что через три месяца у нас будет то же самое. Мне становится тошно.
Мне больно все это видеть. С середины 70-х годов город неуклонно теряет работодателей — в среднем по одному за год. Они либо полностью разоряются, либо сворачивают производство и переезжают в другое место. Возможно, сейчас пришла наша очередь.
Когда я стал директором завода, бирингтонская «Геральд» написала обо мне статью. Я понимаю, что невелика важность, но на какое-то время я стал знаменитостью местного масштаба: мальчишка вернулся и вознесся на вершину. Как будто бы школьная мечта стала явью. Я с горечью думаю, что в следующий раз мое имя появится в газетах в связи с закрытием завода. Я начинаю чувствовать себя предателем по отношению ко всем жителям нашего города.
Вернувшись на завод, я вижу в дальнем конце зала переминающегося с ноги на ногу Донована. После всех сегодняшних треволнений он, наверное, потерял фунтов пять. Я иду к нему и наблюдаю, как каждые несколько секунд он переходит с места на место, с кем-то заговаривает, что-то проверяет. Я свищу ему, но он не слышит. Я прохожу два участка, прежде чем настигаю его возле NCX-10. Он, кажется, удивляется, завидев меня.
— Получается? — спрашиваю я.
— Пытаемся, — отвечает он.
— Но получится?
— Мы делаем все возможное.
— Боб, мы отправим заказ сегодня или нет? — прямо спрашиваю я.
— Может быть.
Я отворачиваюсь от него и подхожу к NCX-10. Здесь есть на что посмотреть. Это огромный, самый дорогой наш станок с ЧПУ. Он окрашен в яркий лиловый цвет (почему именно в лиловый, меня не спрашивайте). С одной стороны располагается контрольной панель с красными, зелеными и желтыми лампочками, сверкающими тумблерами, черной клавиатурой, магнитными лентами и дисплеем. Выглядит весьма сексуально. Но вся эта красота не главное. Главное происходит там, где в тисках зажата металлическая заготовка. Резец снимает тонкий слой стальной стружки. Бирюзовая струйка смазки равномерно омывает инструмент и заготовку и оползает вместе со стружкой. По крайней мере, эта проклятая штуковина снова работает.
Сегодня нам повезло. Поломка оказалась не столь значительной. Но ремонт завершился лишь в 16:30. К тому времени к работе приступила уже вторая смена.
На сборочном конвейере мы оставили всех работать сверхурочно, хотя сверхурочная работа противоречит нынешней политике нашего филиала. Я не знаю, по какой статье нам придется списывать расходы, но заказ должен быть отгружен сегодня. Мне уже четыре раза звонил наш директор филиала по маркетингу Джонни Джонс. Ему тоже все уши прожужжали и Пич, и его торговые агенты, и сам заказчик. Мы обязаны отправить заказ сегодня — это не обсуждается.