— Так мы поговорим, или ограничимся обвинениями в адрес друг друга? — вспыхнула Ева, вовсе не с этого она планировала начать их беседу.
— Поговорим, когда прилипала Джей отхромает куда подальше, — ирония Адама была злой, и Ева всё меньше верила в то, что он её услышит. — Прокатимся? Знаю одно местечко, — мельком взглянул он на неё.
Ни его колючий взгляд, о который разбивались все её робкие надежды, ни его тяжёлое давящее на всё вокруг настроение, не могли повлиять на её решение сесть в машину и отправиться с ним хоть к чёрту на кулички.
В машине он молчал, злился, играл желваками и снова молчал, не глядя на неё. Наоборот, это Ева не сводила с него глаз, пытаясь понять, на что он всё-таки настроен.
Прекрасно зная город и его окрестности, Ева уже догадалась, куда именно он её везёт. … На кладбище. … Ещё до того, как машина остановилась, ею обуял приступ паники, перекрывший доступ кислорода, заставляющий её сердце вырываться наружу.
От подобной боли нельзя убежать, в неё нужно войти, впитать в свою кожу, наполнить душу и свыкнуться, как горбатый привыкает к своему горбу.
Сквозь панику Ева понимала, что как только она увидит могилу сына — разговора не получится. Предстоящее раздавит её.
— Адам, я признаю, что своим поступком … я принесла тебе дополнительную порцию мук, — выдавила она из себя, пока они проезжали по одной из кладбищенских алей. — Тогда я была не в состоянии соображать и принимать столько рвущей душу боли. Это самое страшное … жуткое … что только могло с нами случиться … его … смерть. Мне не хотелось жить. Прости меня, Адам. Прости, как я простила тебя. Никто из нас не виноват, теперь я это понимаю…
— Вылезай, — процедил Адам, перебивая её, и в эту минуту Ева поняла, что прощать Адам не умеет, а если он и способен на это — то путь к его прощению будет долгим.
На могильной плите лежали игрушки, и даже без особой прозорливости было очевидно, что Адам приходил сюда каждый день.
… Ева просто тихо плакала, дав выход душившим её слезам.
Как бы ей хотелось, чтобы в этот момент Адам обнял её, прижал к себе своими сильными руками. Но он к ней даже не прикоснулся.
— Я хочу вернуться, — через время выдавила Ева, когда уже даже высохли солёные дорожки от слёз и сил больше не осталось. И всё это время Адам молчал, наблюдая за нею.
Так же молча они сели в машину, трогаясь в обратный путь. И Ева не сдержалась:
— Когда тебе хреново Адам, ты просто культивируешь в себе эту боль, не пытаясь делать шаг в сторону, ища облегчения. Мне плохо, сделаю остальным ещё хуже! Да? Я так чувствую, ты и не собирался со мной разговаривать! Тебе нужно было лишний раз убедиться, что мне так же паскудно!
— А теперь есть смысл в разговорах? — бросил он с всё тем же колючим сарказмом. — Хочешь сказать, что ты каким-то образом узрела в дальнейшем наше общее будущее? Так вот — ничего нет! Один пепел. Я не хочу делать шаг в сторону, потому что сколько бы я не шагал — кругом пустота. И сейчас она меня устраивает.
— Я тебе не верю! — с каким-то почти отчаянным пылом возразила Ева. — Ты нарочно пытаешься уязвить меня. Если бы ты упивался своей бездонной пустотой и равнодушием ко всему ты бы не переписал на меня половину компании и не отвалил на счёт двадцать пять миллионов!
— Это твоя часть, которая тебе положена после развода, — с холодным спокойствием произнёс Адам. — Тебе скоро принесут бумаги на развод и я советую тебе их подписать.
— Значит, я тебе уже не нужна? — с недоверчивым вызовом, горьким тоном поинтересовалась Ева. — А как же пресловутое Пирсовское использование?
— Ты слишком напоминаешь мне моего сыны, чтобы терпеть тебя рядом, — отрезал он, причиняя ей этим немалую боль. — Всё закончилось не начавшись. Когда перестанешь носить мою фамилию, можешь снова греть постель своего хромого зайчика. Мне всё равно. Но пока что изволь соблюдать правила.
Покачав головой, Ева всё ещё отказывалась в это верить, в его уничтожающее безразличие, его чужому голосу и потухшему взгляду.
Они даже не простились. Она просто вышла хлопнув дверцей, унося в сердце неимоверную тяжесть.
Снова и снова Ева прокручивала каждое его слово, не понимая, как можно достучаться до него настоящего, как можно помочь ему. Ведь несмотря на его отношение, на ту позицию которую он занял — она хотела ему помочь, каждой своей клеточкой ощущая, что Адам просто-напросто гибнет, погребая себя в пепле своей сгоревшей веры и стойкости.