Певец повёл здоровым плечом:
— Я их не спрашивал. Свалили, вот и хорошо, уоштело. Может, просто перепились. А тебе бы полегчало, если б они меня добили? — добавил он почти шёпотом, чувствуя, как напрягся рядом Кенни.
— Не пори ерунды, — сердито отрезал Воронье Крыло, в явном замешательстве проведя широкой ладонью по своей макушке. — С чего бы это мне полегчало?
— А почему вы вообще не расследуете всё, что с ним произошло? — выпалил Кенни с вызовом. Его глаза вспыхнули гневом, кулаки сжались.
Скуластое лицо полицейского заметно потемнело.
— Место происшествия находится не в юрисдикции резервации, — объяснил он деревянным голосом. — Пусть потерпевший обратится к шерифу или к федеральным властям.
— Может, сразу к президенту? — с невольной горечью ухмыльнулся Певец, присаживаясь на перила крыльца, возле которого топтался Маленький Камень и под диктовку доктора царапал что-то в своём блокноте. — Так ему не до меня, у него там скандал в ООН, Советы, термоядерная бомба и всё такое.
Учитывая, что Джеки Шульц со своей бандой как раз служили помощниками шерифа в деле усмирения индейского молодняка, предложение Крыла было очень уместным.
— Давай без своей экстремистской пропаганды, — буркнул тот, не глядя, впрочем, на Певца. — Про нарушенные индейские договоры ещё скажи. Есть у тебя что засвидетельствовать по существу происшествия? Что-то конкретное?
— Хийа, нет, — медленно произнёс Певец и встряхнул головой, про себя решив, что не это сейчас главное. Он сам разберётся с Шульцем, как и намеревался, когда поправится. Защитить Кенни и его мать — вот это было куда важнее для него. — Слушай, Крыло, наш племенной судья будет на месте, если я свалю отсюда и с утра к нему явлюсь?
Племенным судьёй вот уже десяток лет был Одинокая Птица, подслеповатый тощий старик, разбиравший в основном дела об угоне малолетками чужих коней да о незаконной торговле самогонкой. Творящихся в резервации бесчинств федералов он никогда не замечал.
— Ну допустим, — настороженно проговорил Воронье Крыло, остро глянув на него. — Зачем он тебе?
— Нужен, — коротко отрезал Певец.
Чёрт, он собирался сделать то, чего никогда не делал — обратиться за помощью к властям. Пусть соплеменникам, но назначенным федералами. Все лакота, занимавшие какие-либо должности в администрации племени, были марионетками Бюро по делам индейцев, иначе бы они вообще там не сидели. Получая деньги от федералов, они преспокойно закрывали глаза на то, как страдают остальные лакота. Певец уже столько песен сложил об этом — злых и язвительных. В том числе и про племенного судью. Он живо представлял себе, как вытаращится на него ехидный старикан. Но ради спокойствия Кенни Певец был готов поступиться гордостью.
*
Наутро Певец стоял перед зданием племенной администрации вместе с Кенни. Тот был бледен и казался осунувшимся, но глаза его возбуждённо горели. Он всё-таки вернулся ночью домой, чтобы переговорить с матерью. Певец гадал, как ему удалось это сделать, не вызвав подозрений у Питерса-старшего, но Кенни объяснил как само собой разумеющееся:
— Он выпил лишнего и спал. Я сказал маме, что ты предлагаешь нам жить в твоём доме. И ещё сказал, что без неё не уйду. Либо же убью его. Она заплакала и согласилась.
Певец только глубоко вздохнул. Он, как оказалось, совсем не знал Кенни Питерса, зубрилу и мямлю.
— Пушку вернул? — спросил он бесстрастно.
— Ещё чего, — так же невозмутимо отозвался Кенни, и Певец фыркнул. Он тревожился за то, как могут обернуться дела, учитывая скверный нрав Питерса-старшего, но, чёрт, это всё было круто!
Доктор Грэм отпустил Певца без возражений, сделав последнюю перевязку. Ему действительно не надо было проблем в его лечебнице. Певец с превеликим удовольствием избавился от осточертевшей лангеты. Рука ныла, но терпимо.
Они с Кенни взяли всё тот же старый пикап на больничной стоянке, чтобы доехать до Оглалы. И вот теперь они бок о бок поднялись на крыльцо кирпичного одноэтажного здания администрации, построенного ещё до второй мировой. Прошли через узкий коридорчик, где в лучах солнечного света кружились пылинки, медленно оседая на исшарканный подошвами пол. Рози Тихая Речка, секретарша суда и уборщица, старательно заметала мусор в совок. При виде парней она выпрямилась и хмуро на них уставилась, сжимая совок в жилистой смуглой руке.
— Привет, Роз, — бодро окликнул её Певец. — Судья у себя?
Рози только кивнула, провожая их озадаченным взглядом.
Певец пару раз стукнул костяшками пальцев в обитую дешёвым коричневым дерматином дверь кабинета судьи — Бюро по делам индейцев, однако, поскупилось на помпезный антураж для своих прихлебателей. Зато в углу кабинета гордо торчали американский флаг и флаг штата. Красота.
Старик-судья чинно восседал за своим столом и завтракал. Его сильно тронутые сединой чёрные волосы были заплетены в две жидкие косы, украшенные бисером и странно контрастировавшие с чёрным официальным костюмом. Уронив в бумажный стакан с кофе раскрошившееся печенье, он изумлённо воззрился на вошедших сквозь толстые стёкла очков.
Словно бы не верил собственным глазам.
Певцу вдруг пришло в голову, что они с Кенни похожи на парочку, желающую сочетаться законным браком, и едва не заржал. Им стоило взяться за руки, смиренно потупив глаза, тогда старикана бы точно удар хватил.
— Хинханни уоште, сэр, доброе утро, — негромко поздоровался Певец, подавив неуместное веселье. Но он был счастлив просто оттого, что Кенни здесь, рядом с ним.
— Доброе утро, — настороженно ответил Одинокая Птица глубоким низким голосом и отодвинул в сторону стакан. — Что вам угодно?
Певец некстати припомнил, как, стоя перед этим же столом, выслушивал вердикты судьи, приговаривавшего его к неделе отсидки в племенной тюряге или к месяцу общественных работ за участие в несанкционированных митингах и за драки. Он посмотрел на Кенни и выпалил, как в реку с разбегу прыгнул:
— Могу ли я полагаться на защиту Совета племени и племенного суда, если у моего друга, который поселится в моём доме вместе со своей матерью, возникнет семейный конфликт с отцом?
— Э-э? — недоумённо протянул судья.
— Меня зовут Кеннет Питерс, сэр, ваша честь, — учтиво уточнил Кенни, выступая вперёд. — Моя мать собирается подать на развод, — он мгновенно уловил слабые места в старательно сконструированной Певцом тяжеловесной фразе. — Ей нужно где-то укрыться. У нас нет родственников, ваша честь. Мой друг предложил нам пожить в его доме. Но мама опасается, что мой отец будет нас преследовать.
Судья задумчиво поправил очки и кашлянул.
— Вы просите защиты у племени лакота? — осведомился он.
— Да, ваша честь, — с жаром выдохнул Кенни, а Певец кивнул. От волнения у него пересохло в горле. Чёрт, ведь этот старый нудный крючкотвор и гораздые махать кулаками полицейские действительно были единственной законной защитой Питерсов и олицетворением всего племени лакота!
Одинокая Птица поджал губы с явным сомнением. Он наверняка был наслышан о гнусном норове Питерса-старшего.
— Но вашей матери нужен адвокат, — задумчиво проговорил он, снимая очки.
— Да, разумеется, — закивал головой Кенни. — У племени же есть юристы?
— Конечно, — важно подтвердил судья.
По мнению Певца, племенные юристы способны были только лизать задницы федералам, но он благоразумно предпочёл промолчать. Он и так достаточно много спел об этом!
Взгляд Одинокой Птицы упёрся прямо в него, став неожиданно жёстким:
— Ты, смутьян из ДАИ, пришёл к людям, которых презираешь и высмеиваешь, чтобы просить о помощи?
— Не для себя же, — буркнул Певец, враз ощетинившись. — То есть… да, сэр. Пришёл.
«Чтоб вам скиснуть», — добавил он мысленно.
— Твои раны зажили, кости срослись, — продолжал судья, ткнув в его сторону узловатым пальцем. — И ты снова нарываешься на неприятности?
— Да, сэр, — подтвердил Певец с тяжёлым вздохом, готовый повернуться и отправиться восвояси. Внутри у него всё кипело. Старый хрыч просто издевался над ним!