Тени низких облаков ползли по стоянке. Машины потемнели, как замутненные дыханием зеркала. Плотные, мускулистые тела истребителей были устремлены к летному полю. Откинутые назад, косо срезанные крылья придавали им сходство с пловцами, готовыми броситься в воду.
Самолеты были совершенно одинаковы — вплоть до расположения заклепок. И все же Виктор, даже не взглянув на бортовой номер, сразу отличил среди них «девятку». Как? Спроси его — он и сам не скажет.
Додонов сошел с рулежной дорожки на примятую влажную траву и со стороны оглядел «девятку». Сейчас у нее рабочий вид. Наверное потому, что с нее сняты ярко-красные заглушки. Обнаженное заднее сопло изнутри чернело, как печная труба.
К борту была прислонена лесенка-стремянка, и на ней стояли четыре ноги в сапогах: две в неуклюжих яловых, две — в остроносых хромовых. Фигур техников Виктор не видел: их заслонял фюзеляж «восьмерки» Кульчинского.
С кем же это Пров Васильевич колдует у машины, чьи это хромачи торчат? Не иначе как Мишки Веснина. Значит, он все же припожаловал на стоянку. И зачем он понадобился Судейкину? Обычно тот обходится без ассистента.
Додонов представил себе, как Пров Васильевич медленно, по строго намеченному маршруту обходит самолет. Он начинает свою «кругосветку» от переднего сопла и движется по-черепашьи, ощупывая заклепки, заглядывая в лючки, иногда подсвечивая переносной лампой. Копун и педант, он как многие старые техники, болезненно любит порядок в ящике с инструментами и ворчливо ругается, когда кто-нибудь берет без спросу его ключ или плоскогубцы.
Додонов подошел поближе и увидел, что оба техника, Судейкин и Веснин, склонились над полураскрытым фонарем кабины. Стоять на стремянке вдвоем было неудобно. Можно бы одному залезть на крыло. Как бы не так! Разве Пров Васильевич разрешит забраться на плоскость в сапогах!
Теперь Додонов отчетливо слышал голоса.
— Ну-ка, — тоном экзаменатора требовал Судейкин, — доложи мне, милый, устройство фонаря. Особо на креплениях остановись.
— Что же вы мне, Пров Васильевич, проверку устраиваете? Не хуже вас знаю. Училище по первому разряду кончал.
— А я в училищах не бывал.
— Нашли чем хвастаться. Вот двадцать лет и таскаете водило.
— Двадцать два, между прочим.
— И уже старший лейтенант,
— Ишь ты, звездочки считаешь. Так вот для тебя, Миша, я давно генерал.
— Ну-у?
— Вот те и ну. Когда я «чайке» пропеллер крутил, ты еще под столом по-пластунски ползал. «От винта! — Есть от винта». Ты поди таких команд и не слышал. «Лавочкину» я хвост заносил, даже заграничную «кобру» обслуживал. В войну звания быстрей шли. Четыре месяца набежало, живой, — подавай новый чин. Я бы мог к сорок пятому до капитана, а то и до майора дотянуть. После войны реактивные поступили. С первой партией кто в полку поздоровался? Я. За это не грех и звание досрочно присвоить. Считай, к сорок восьмому — подполковник. Прибавь пять годиков на Крайнем Севере. Надо бы за это и в чинах повышать. Вот тебе и полковник. За то, что с тобой, академиком, мучаюсь, меньше генерала не возьму. Жаль, мне по штату такие звания не положены: всего-то я — старший лейтенант. А для тебя — генерал. Докладывай устройство фонаря!
Со школьным усердием Веснин отчеканивал название деталей. А Додонов думал: зачем все это, чего Пров Васильевич добивается? Верно, субботняя история ему покоя не дает и хочет он понять, на чем споткнулся Михаил. Да, влип Мишка, бедолага, как я. Слетевший в воздухе фонарь не скоро забудется. Взыскание снимут, но и через год и через два все летчики будут вспоминать: «Веснин? Это тот, у которого фонари на самолете не держатся?»
Между тем Судейкин продолжал строгий допрос:
— Какой зазор между роликом и направляющей?.. А ну, произведи осмотр практически. Не спеши в Лемеши.
Техники не оборачивались и Додонова, конечно, не замечали, Виктору стало неловко: «Подсматриваю и подслушиваю. Надо уйти».
Только это подумал, как Веснин, неуклюже повернувшись, свалился со стремянки. Потирая ушибленное колено, Михаил оглянулся: не заметил ли кто? Сердито взглянул на Додонова:
— А чего не на занятиях?
— Тебя пришел проведать.
Судейкин степенно спустился с лесенки, сказал, недобро усмехнувшись:
— Мы тут мал-мал копаемся.
Что-то он мигом переменился. Только шутил с Весниным, а тут сразу помрачнел, насупился. Чем это я ему помешал? Виктора обидела холодность техника. Может, он в нем, в Додонове, и летчика не признает, хозяина «девятки»? Знает, что отстранен от полетов.
Раздосадованный Додонов сказал «служебным» голосом: