— А ты не горюй, не навек тебя с полетов сняли. Еще вернут, и увидишь небо в алмазах.
И Михаил Веснин помчался к штабу, поскрипывая своими хромовыми сапогами.
«Торопится парень, — подумал Додонов, — несется на форсированном режиме, словно цель от перехватчика. Может, он сам от себя убегает.
И побежишь, когда попадешь в такую переделку. С одной стороны, результат твоего недосмотра и беспечности налицо: фонарь в воздухе слетел, летчик чуть было не угробился. Обязан был техник заметить неполадку? Куда денешься — обязан, на то ты, Миша, и приставлен к самолету. Никто тебе скидок на молодость или неопытность не сделает. Отвечай, Миша.
С другой стороны: за что, собственно, отвечать? За что, когда ты не чувствуешь за собой никакой вины, и каждый шплинтик, каждую кантовку осмотрел? После полета, небось, среди ночи просыпаешься и все думаешь, где же оплошал. На свидание к Наташке идешь, а из головы этот самый распроклятый фонарь не выходит.
Вины-то, просчета твоего не видать, нет и все. Даже Судейкин, который зубы съел на предполетных осмотрах, не обнаруживает никакой ошибки Веснина. Что ты будешь делать? Хоть стань посредине самолетной стоянки и кричи на весь аэродром: «Не виноват!» Не закричишь, потому что где-то в глубине сознания, как осколок, торчит и сверлит мысль: а ну, как оплошал…
Стисни зубы, Миша. Нам с тобой нельзя киснуть, надо работать и не сдаваться. Никакими словами правоту свою не докажешь, пока дело не подтвердит. Хорошо тебе или плохо, а военному человеку нельзя выходить из рабочего состояния, которое называется боевая готовность…
Эх, разрешили бы мне повторить последний полет, пойти на перехват в «сложняке»!
Виктор вслед за Весниным подошел к выкрашенному голубой краской (говорили, что этот цвет нравился одному старшему начальнику) зданию штаба. Напротив него шеренгой стояли машины — легковые, автобусы и мотоциклы. Протискиваясь между автобусом и легковушкой, Додонов столкнулся с невысоким полным майором. Виктор узнал Девятова, офицера из штаба соединения. Лейтенант несколько раз его видел, но знаком с ним не был. За Девятовым высился замполит — майор Агеев.
Додонов хотел было ретироваться, но Агеев его задержал.
— Постой, постой. Товарищ Девятов, вот как раз лейтенант Додонов. Вы с ним хотели встретиться.
— Точно, хотел.
В узком промежутке между машинами разговор вести было неудобно, и Девятов указал на лавочку неподалеку от штаба. Оба старших офицера присели, а Додонов, соблюдая субординацию, остался стоять.
— Садись, в ногах правды нет, — сказал Девятов и потянул на лавку Виктора. Тот оказался между двумя майорами.
— Не помешаю? — деликатно пробасил Агеев.
— Ну, что вы. У меня секретов нет.
Девятов сразу перешел на «ты», но произносил его так мягко, по-отечески, что Виктор и не приметил фамильярности.
— Не буду тебе читать мораль. Взрослый, сам понимаешь. Однако замечу, что твои неприятности — это и наши неприятности. И без определенных последствий они оставаться не могут,
— Так точно.
— Ну вот. Раз сорвался, два… Как говорится, третий не миновать. И, милый мой, по головке тебя гладить нельзя. Не полагается.
— И не прошу.
Легким движением руки Девятов отверг резкий ответ молодого лейтенанта.
— Ладно, ладно… Хочу спросить, как ты мыслишь жить дальше?
— Как все, так и я.
— Значит, не все понял, — огорчился Девятов и досадливо вытянул губы, — Я бы, лейтенант, на твоем-то месте сменил, мм-да, сменил пластинку.
Мягкость тона, раздумчивый разговор Девятова обволакивали какой-то дремотной пеленой, и Виктор, поначалу сидевший как на иголках, постепенно успокоился, размяк. Он повернулся к майору Девятову, не совсем улавливая смысл слов, воспринимал только добродушношутливую их интонацию.
— Хочется мне дать тебе совет.
— Пожалуйста.
— Я на твоем месте сочинил бы рапорт.
Виктор невольно снова кивнул головой.
— И знаешь какой? Такого содержания: ввиду того, что недостаточно хорошо переношу полеты, ну, скажем, теряю пространственную ориентировку или что-нибудь в этом роде, ввиду этого прошу перевести меня на наземную работу.
«Что он такое говорит, какой-то рапорт, и при чем тут ориентировка».
— Значит, — наконец, понял он, — уйти по собственному желанию?
— Так точно.
— Не уйду, товарищ майор. Летать буду.
— Понимаю твое желание, ценю. Но факты против тебя… Я бы на твоем месте перешел на КП. Тем более, что сейчас люди на командном пункте нужны. Лучше — из летчиков. Понял? Чем, скажем, плоха должность офицера наведения?