И Кульчинский подумал, что он мог бы теперь не опасаться ни техников, ни командира полка, который стал странным, сумрачным, так что не рад будешь и благодарности. (Скорее она даже мешает, как указующий перст воткнулась в него.) Он бы мог быть, как прежде, спокойным и чистым, веселым, не переживать этих щиплющих, беспокойных разговоров с Додоновым, если бы сразу после посадки сказал все, как было на самом деле.
«Иллюзионист». Ну и что такого? Это же как болезнь. Ее лечат. Тренируют в закрытой кабине, на земле, в воздухе, постепенно, понемножку заставляют отделаться от обманчивых ощущений, приучают всегда видеть, чувствовать приборы, верить только им. Говорят, что генерал даже собирал группу «иллюзионистов», сам с помощью опытных инструкторов несколько месяцев возился с ними и многих, да почти всех, вернул в строй.
Пожалели бы его, Костьку, похлопотали бы вокруг, потрудился бы несколько месяцев — и, он ведь способный, опять летал бы уверенно, чувствовал себя радостно и покойно, как в свежей, чистой рубашке. А после того, как он доложил «Сорвало фонарь», закрутилась машина: начали таскать Мишку Веснина, и теперь, оказывается, сочувствуют не ему, Кульчинскому, который так много пережил в воздухе, а этому салажонку.
К самолетам, между тем подошел и Додонов. Он, конечно, сейчас ни на что не мог претендовать. Просто пришел поглядеть. Но Судейкин немедленно заметил его и, явно досаждая ему, Кульчинскому, громко отрапортовал Фитильку:
— Товарищ лейтенант, заканчиваем предполетный осмотр…
— Вот и хорошо, — сказал Додонов и поздоровался с техниками.
Кульчинскому было неприятно наблюдать за их рукопожатиями. «Ладно, — успокоил он себя. — Все же летать-то не Додонову, а мне. Фитилек будет чадить на земле».
Кульчинский взглянул в небо. Его покрывали легкие перистые облака. На севере они густели, может, потому, что там, от города, поднялась темная, извергнутая заводскими трубами «промышленная дымка».
Пока простые метеорологические условия. Пока. Но кто его знает, что преподнесет этот своенравный Урал. Вон в мае, когда на море полно купающихся, здесь, пожалуйста, вывалил снег, залепил молодые листья, траву. Тут порой и в июльскую ночь хоть шинель надевай.
Вдруг к ночи нагрянет «сложняк»? Что тогда?
В полночь хлынули цели: самолеты «противника» шли с запада, севера, юга. На командном пункте яростно застучали телеграфные аппараты. Телефонисты и дикторы перешли на пулеметную скороговорку.
На светящийся планшет общей воздушной обстановки выползли цветные линии.
Первые сведения об авиации «противника» приходили издалека, и еще многое оставалось неизвестным: дальнейший маршрут бомбардировщиков «противника», откуда, как, на какой высоте попытаются они совершить налет на охраняемый объект.
Ясно стало одно: началось.
На старт вырулила пара истребителей, когда полковник Николаев, оставив за себя своего заместителя по летной части, вышел из шахматного домика.
Летчики в полной экипировке стояли в строю. С левого фланга Додонов не мог различить выражение лица командира. Зато он заметил его неожиданно легкую походку. Прохаживаясь перед строем, полковник бросил, не глядя, уверенный, что его приказания ждут:
— Синоптик, давайте.
Тотчас вперед вышел немолодой капитан. Он снял роговые очки, покачал их за дужки. И Додонов, несмотря на серьезность момента, вспомнил знаменитую в полку шутку этого офицера. Еще старый замполит упрекнул его за то, что целый месяц не получает сводок погоды, и услышал в ответ: «Товарищ подполковник, не могу же я тринадцать дней подряд обманывать своего непосредственного начальника».
— По-быстрому, — сказал синоптику Николаев, — без циклонов.
— Есть, — ответил тот, но все же расписал и про циклон, который надвигается с северо-запада, и про то, что через час-другой обстановка в районе аэродрома резко ухудшится: от города наползает «промышленная дымка».
Полковник недавно летал на разведку погоды и теперь, соглашаясь с синоптиком, одобрительно кивал головой.
— Итак, — заключил командир, — сегодня летаем по сложному варианту. Еще раз продумайте ваши действия в сложных метеоусловиях, особые случаи в полете. Ясно?
Николаев приказал летчикам занять свои места, а сам вместе с майором Агеевым поспешил на стартовый командный пункт, на свой «трон» руководителя полетов.
Строй поломался, Додонов остался у СКП, решая, куда же сейчас направиться: побыть пока здесь или пойти во вторую зону, где в небольшой комнатке, жадно ловя голос динамика, коротают летчики свой беспокойный досуг,