Вернувшись после одного из перекуров, он обстукал на бетоне облепленные мокрой травой сапоги и сказал Веснину:
— Иди-ка, тебя вызывают.
— Кто это вызывает? — удивился Михаил, никак не ожидавший, что кому-то он понадобится.
— Увидишь.
— Где?
— В чистом поле.
С любопытством и недоверием, — не затевает ли Пров Васильевич очередной розыгрыш, — Миша вышел за рубеж аэродрома и через несколько шагов окунулся во мрак. Впереди угадывалась стройная женская фигура. Михаил зажмурил глаза, чтобы привыкнуть к темноте, а когда открыл их, то перед ним стояла Наташа.
— Ты?
— Я, — улыбнулась Наташа. И, шагнув к нему, протянула небольшой, свернутый из газеты кулек.
Мише хотелось ее обнять. Он даже поднял руки, но вспомнил, что они в керосине и масле,
Наташа сунула ему кулек:
— Держи.
— Что это?
— Догадайся.
И, когда он стал развертывать согретую Наташиными руками газету, она сама вдруг порывисто обняла его и поцеловала, но не в губы, а промахнулась, — в нос. Он успел уловить нежный запах ее дыхания.
А Наташа сразу же повернулась и, по-девчоночьи высоко вскидывая ноги, припустилась к светящимся огонькам штаба. Михаил постоял, дождался, когда Наташкина фигурка исчезла в темноте, вернулся во вторую зону. Очутившись на свету, он развернул кулек. В нем были примятые пирожки, те самые, что мастерица была готовить тетка Лукинична. Два пирожка он оставил себе, два отдал Судейкину. Тот сразу надкусил и сказал:
— Ну ты и ловкач, Мишка. И в кулаке суп сваришь. С тобой не пропадешь.
— Я такой, — согласился Михаил.
Самолеты подкатывали один за другим. Поскрипывали тормоза, шипел, пробиваясь из вентилей, воздух, булькал в баках керосин, гудели моторы, и над всеми шумами властвовал командирский голос из динамика.
Часов около двух ночи по громкоговорящей связи полковник Николаев передал:
— Лейтенанту Додонову прибыть на СКП.
И тотчас несколько голосов повторили:
— Додонова к руководителю полетов.
— Додонова к руководителю быстро…
Кроме громкоговорящей связи, есть на аэродроме и другая. Она тоже проникает во все уголки, добирается до каждого солдата. Известия идут от летчика к технику. от техника к механику, они кочуют на попутных машинах, мчащихся по бетонке. И то, что происходит на старте, очень и очень скоро становится известным на финише. Около трех часов ночи Судейкина подозвал к себе техник из соседней эскадрильи. Отойдя с ним за цистерну центрального заправщика, он сообщил по секрету необыкновенную новость. Ее он узнал от своего летчика, а тот от другого пилота.
— Кульчинский летать не будет. Почему? А потому, что он иллюзионист. Это — точно! Сам признался командиру.
Дальше Судейкин слушать не стал.
Остальное он понял сам, потому что в последние дни много думал о субботней истории.
Ведь именно тогда мог Кульчинский испытать иллюзии. Только тогда. После он в сложных условиях не летал. Значит, в субботу, когда он пилотировал в облаках. Тут и следователем быть не надо, чтобы разгадать загадку сброшенного фонаря. Вот тебе и «сорвало по законам физики».
И хотя разгадка совпадала с его предположениями, Судейкин не обрадовался. В душе он признался себе, что скорее был бы рад, окажись Веснин невольным виновником сброса фонаря. Так-то было бы лучше: ошибка молодого техника. Неприятная, горькая, но понятная и поправимая.
А то, что сделал Кульчинский, было вне законов летного братства, которым неотступно подчинялся двадцать с лишним лет Пров Васильевич.
Однако рассуждать долго не приходилось: не место и не время. Человек дела, Судейкин отправился к инженеру: выяснять создавшуюся обстановку. Прежде всего, он не мог допустить, чтобы простаивали «восьмерка» и теперь совершенно оправданный Михаил Веснин.
Прову Васильевичу не пришлось ничего объяснять. Практичный инженер, оказывается, был в курсе. Он уже переговорил с командиром полка и получил его «добро».
— Давай, Пров Васильевич, — сказал он, — пока суд да дело…
— Веснин, — позвал своего нештатного помощника Судейкин, — Миша!
— Слушаю!
— И долго ты у меня будешь путаться под ногами? — услышал Веснин.
— Да я…
— Ну что ты?
— Да вы же сами сказали…
— Нечего болтаться у чужой машины, у самого «восьмерка» на приколе.
— Так нельзя же ее трогать.
— Можно. Очень даже можно. А ну, дуй к «восьмерке», зови тягач, тащи ее в ТЭЧ — новый фонарь ставить.
— А проверка?
— Будет там и проверка, заодно с тебя и дознание снимут, между делом.