— А летать будет?
Что тут с доктором сталось — не пойму, словно его перевернуло. Ответил мне резко, грубо:
— Нет, не будет, гражданочка, не ждите, — и не попрощался даже, ушел. Я — в слезы.
Хорошим человеком оказался этот хирург. Генку на ноги поставил, и уж так он заботился, чтобы все косточки ровненько срослись. Ну и Геннадий сам старался, каждый пальчик тренировал, а потом сколько хлопотал да доказывал, что может летать. В Москву ездил, все проверки прошел, пока оттуда разрешения не добился: «Годен к летной без ограничения». А хирургу спасибо. Встретила его недавно, поблагодарила от всего сердца, а потом все же не удержалась и спросила:
— Доктор, почему вы тогда со мной грубо обошлись?
Смеется: «Я, — говорит, — подумал про вас обидное, что вас не муж интересует, а только лётчик. Знаете, про которого в частушке поется: «Летчик высоко летает, много денег получает. Мама, я летчика люблю». Вот, говорит, я и срезал вас. Настоящая жена все выдержит, ну, а которая… Ясно?»
Хороший человек этот хирург, а ведь не понял, что для Генки моего жить и летать — это одно и то же…
Катюша отошла от примолкших женщин и тихо побрела по шоссе к аэродрому. Светало, и еще не потушенные на посадочной полосе огни расплывались в сероватом полумраке наступавшего утра. Аэродромные голоса утихли, все казалось спокойнее, чем прежде.
Катя дошла до штаба, на пути никого не встретила. И только здесь увидела бредущего в стороне от шоссе летчика в полной экипировке. Она пригляделась: не Виктор ли? Нет. Кульчинский.
— Костя, — окликнула его Катюша, — Костя!
Но он ее не услышал, а может, не захотел услышать, потому что пошел, нет, скорее, побежал, как-то странно— через поле по прямой к городку.
Катя повернула назад — забеспокоилась о Лешке: ну как из кроватки вывалится.
У «крейсера» все еще сидели женщины. Среди них, в центре оказалась «перехватчица»: как всегда на посту. Катю она задержала.
— Катенька, — сказала «перехватчица», — вы не слышали новость?
— Нет, а что?
— Ну? Ваш-то Виктор опять летает. Пошел на перехват.
— Спасибо, — на этот раз сердечно поблагодарила ее Катя.
«Хороша я со своими заботами и советами: уйдешь на «гражданку», поступишь в институт… Да еще с парадным костюмом. Чепуха это, какая там математическая макушка!»
И она вспомнила удивившую ее когда-то фразу из характеристики, выданной Виктору по окончании училища. Там было сказано: «Курсант Додонов В. П. любит летать». Как хорошо и просто: любит!
В то время когда Катя возвращалась в «крейсер», ее муж, военный летчик третьего класса лейтенант Додонов, находился на высоте девяти тысяч метров над уровнем моря, в сотне километров от своего аэродрома.
Окончилась томительная неопределенность. Начался стремительный полет. Виктор поверил в удачу только здесь, на высоте, когда, пробив облака, вышел на светлый, с померкшими звездами и бледной, уже ненужной луной, бескрайний простор.
В ушах еще звучал голос полковника, мягкий и улыбчивый: «Вам взлет разрешаю». И он видел Николаева на его «троне» руководителя полетов, с ровным пробором седеющих волос, с несходящим красным рубцом от фуражки на высоком выпуклом лбу, с его весело приподнятыми разномастными бровями.
И все теперь были его знакомые и друзья: и штурман наведения, который, видимо, скрывая доброту за своим строгим голосом, повторял ему заданный курс, и операторы, и те люди, что из «пирога с начинкой» пристально следили за его полетом.
Курс… высота… скорость. Он неотрывно наблюдал за приборами и точно выдерживал все команды, поступающие с земли.
Все для него, все для летчика третьего класса Виктора Додонова, который идет вдогон воздушной цели. И он никак не мог понять того американского пилота, который написал книгу под названием «Один в бескрайнем небе».
«Он был в небе один, — думал Виктор, — а со мной — все»…
Штурман между тем уже дважды менял курс, и стало понятно, что «противник» неожиданно маневрирует, уходит от преследования, заметая следы и путая локаторщиков. Виктор отметил, что «противник» у него очень опытный. Уж не генерал ли это? Говорили ведь, что он ушел в воздух.
Выполняя команду, Додонов поднялся еще выше, и облачные холмы и торосы, что лежали внизу, стали неразличимы, слились, обратились в гладкую снежную равнину.
Курс… высота… скорость…
Чуть взволнованным голосом — Виктор примечал каждую его интонацию — штурман приказал снизиться. Цель маневрировала по вертикали.
Голос у штурмана стал спокойнее, в нем зазвучала уверенность, и Додонов продолжал поиск цели. Теперь он летел снова в облаках, приборы в освещенной кабине как бы приблизились к нему. Он советовался с ними, как с живыми существами, — с компасом, высотомером, авиагоризонтом, экраном бортового локатора. Экран мог через секунду-другую выдать отметку самолета «противника». Ведь штурман предупредил: «Вы догоняете цель».