Наконец-то, вот она, едва заметная, беленькая точка. Она!
— Цель вижу, атакую! — крикнул Додонов, возбужденный и радостный, — Вижу! Атакую!
Затаив дыхание, он работал ручкой управления, поворачивал ее скупыми, миллиметровыми движениями, пока не загнал «птичку» — знак цели — в самый центр кольца прицела. И тогда он нажал кнопку фотопулемета.
Машину сильно тряхнуло. Виктор понял, что попал в спутную струю самолета «противника», в бурный поток газов и возмущенного воздуха.
Истребитель болтало. Додонов испытал тяжесть внезапной перегрузки. Приборы заплясали перед глазами. Усилием воли Виктор заставил себя успокоиться. Напрягая зрение, он вглядывался в стрелки приборов.
Ручку управления держал твердо.
Додонов выровнял машину. Вернулось веселое чувство победы. В голове возникли, бесконечно повторялись на какой-то знакомый мотив слова его доклада на землю:
— Цель вижу, атакую!
— Цель вижу, атакую!
Он напевал их, заходя на посадку и потом, приземлившись, когда, откинув фонарь, увидел две улыбающиеся физиономии: морщинистую — Студейкина и розовую, круглую — Мишки Веснина.
Легко коснувшись плоскости, он выпрыгнул на согретый солнцем бетон и, сопровождаемый техниками, пошел к зеленому домику второй зоны.
Ветер принес из недальнего ельника запах хвои, смешал его с запахом керосина и масел, с дымком, с нежным ароматом травы. Виктор подумал, что ему еще долго-долго дышать воздухом аэродрома.
Додонов с аппетитом уминал стартовый завтрак, когда к нему подошел майор Девятов. Он радушно протянул свою мягкую ладонь и отеческим тоном сказал:
— Лейтенант, поздравляю с удачным перехватом. Мо-лод-цом. Могу сообщить по секрету, что генерал выразил свое удовольствие.
Он был благожелателен, майор Девятов, и Виктор не сразу подумал, что перед ним тот самый человек, который совсем недавно настоятельно рекомендовал ему «сменить пластинку».
— На твоем месте, — сказал Девятов, — я бы дырочку провернул в погонах. Знаешь ли, третья звездочка не исключена… со временем, конечно.
Через два часа Додонова вызвали на СКП. У входа в шахматный домик стояли полковник Николаев и приезжий генерал-лейтенант в своем поношенном, но тщательно вычищенном летном обмундировании.
— Товарищ генерал, — четко произнес Додонов, — разрешите обратиться к полковнику Николаеву?
— Пожалуйста, — кивнул головой старый летчик.
— Товарищ полковник, лейтенант Додонов по вашему приказанию прибыл.
— Ну что ж, лейтенант Додонов, — сказал Николаев своим обычным, «служебным» голосом. — Перехват состоялся. Только что я смотрел фотопленку. Могу доложить, что перехватик получился так себе… На троечку… Короче говоря, в понедельник пойдете на тренажер. Во вторник или в среду сядете на сварку, получите вывозной полет с комэска… Потом самостоятельный вылет в зону… В общем, все сначала. Вам понятно?
— Так точно.
Виктор слушал командира, а сам все поглядывал на руку генерала, на его часы.
Наконец-то Додонов рассмотрел их. Часы оказались самыми обыкновенными, старенькими, с выцветшим циферблатом, с проносившимся до бронзы корпусом. И безо всяких штучек.
Много недель спустя
Прошло много, много недель…
Солнце нещадно калило бетонку. По ней хлестали осенние дожди, ее заносило снегом. Над аэродромом было и чистое ослепительной голубизны небо, и нежные пушистые облака, и стальной купол грозовых туч.
Дописав свою короткую повесть, приехал я в военный городок и передал рукопись старому знакомому — военному летчику первого класса.
Он читал ее долго, ревниво поправляя ошибки. Когда мы встретились, он спросил строго, как на разборе полетов:
— Неясно с лейтенантом Кульчинским. Будет ли он летать?
— Так ведь вся история заняла одну неделю, — ответил я, — Большего не скажешь…
Подумав, летчик принял решение:
— Согласен. В авиации говорят: «В небе маршрутов много». Поживем — увидим.
Из окна штаба, где мы беседовали, хорошо просматривалась шоссейка — дорога от городка до аэродрома. По ней шагал строй. Люди во франтоватых кожаных куртках, в промасленных комбинезонах, в хромовых или кирзовых сапогах, в фуражках с летными «капустами» и в пилотках спешили на полеты.