Политработа продолжалась с хорошими показателями главным образом благодаря неустанной деятельности моего друга – Саши. Убеждение его оставалось девственным, и он вел беседы, делал доклады с явно положительным результатом. По линии пропаганды он был нашим главным коньком.
Остальные члены актива занимались преимущественно производственным делом, и общий результат (за который отвечает старший) не давал никакого повода для снятия кого-то с должности. Время шло, беда приближалась медленно. Ведерников, в этом я убедился, перевел меня в категорию «немцев подозрительных». Все действия и решения его стали осмотрительными. Он стал бояться, как бы этот немец не перехитрил его. Необразованность и примитивность его мышления служили питательной средой для недоверия даже в мелочах.
Он по праву требовал, чтобы все программы концертов и постановок были переведены на русский язык и представлены ему на утверждение. При обсуждении отдельных позиций всегда чувствовалось недоверие Ведерникова. Трудно бывало убедить его в невинности стихов, песен, музыкальных пьес. Попытайтесь, уважаемые читатели, убедить абсолютного невежду в том, что композиторы средне– и западноевропейской классики написали свои композиции раньше 1933 года, а не после прихода Гитлера к власти. Не было у нас никакой энциклопедии, высказывания которой о жизни знатных композиторов могли служить доказательством. Но музыка – дело еще простое и не очень опасное.
Намного хуже стихи. Жили в лагере эксперты, которые знали наизусть десятки и сотни поэм, баллад и пр. и с большой охотой декламировали их. При абсолютном отсутствии художественной литературы на немецком языке спрос на литературные вечера был большой. Наконец, составили первую программу. Знаток знает, что по заглавиям стихотворений трудно догадаться об их содержании. Лингвистам хорошо известно, что дословный перевод заглавий стихотворений к их содержанию может не иметь никакого отношения. Поэтому Ведерников злился, прочитав программу, состоявшую из перечня заглавий. Злился и требовал дословного перевода содержания всех стихотворений.
В лагере тогда жили два человека, уровень знаний русского языка которых позволял им справляться с переводом простых текстов. Перевести стихотворение было не по силам ни мне, я был один из указанных двух, ни другому непрофессиональному переводчику.
Мы решили отказаться от перевода по причине неспособности. Ведерников нехотя отказался от первоначального требования, зато настаивал, чтобы я во время декламации синхронно переводил ему эти стихи. Дело шло о Гете!
С трепетом ожидал я беду на свою голову, сидя слева возле Ведерникова. Не успевая понимать содержания декламируемых баллад и поэм, старался кое-что Ведерникову на русском шептать в ухо. Напряжение было страшное, пот лился со лба и сквозь брови залезал в глаза. Ведерников сидел как каменная скульптура с грозным выражением лица, а я ему рассказывал сказки, которые должен был выдумывать.
Литературный вечер кончился под бурные аплодисменты публики, Ведерников только заметил: «Ну, и Гете сегодня похоронили!» Сказал, да пошел, и в блокноте начальника по политчасти за моей фамилией был поставлен дополнительный красный крест.
Жанна. Март 1947 г.
Жанна в 1946 году.
16– летняя в платье, которое она носила в качестве конферансье
От центрального управления группы лагерей No 469 поступила информация о том, что в начале марта 47-го года состоится соревнование кружков художественной самодеятельности. Для подготовки остается два месяца. Создается комиссия, которая ездит по лагерям, смотрит постановки и эстрады, дает оценки и выявляет победителей по отдельным жанрам. Лучшие кружки и оркестры приглашаются на большую эстраду в г. Горький. Я лично с этой деятельностью не был связан, но наш оркестр был одним из первых, где дирижером и организатором был член актива No2 – Фриц.
Идет слух, что на эстраде будет выступление и кружков горьковского дома культуры. Ищут конферансье со знанием двух языков. Кто такое решение принял не знаю, но из группы кандидатов выбрали меня. Задача конферансье – объявлять отдельные номера программы на немецком и русском языках, так как на эстраду предусмотрено пригласить широкий круг советских граждан. Кроме того, потребуется переводчик для конферансье горьковских кружков.
Ранним мартовским утром веселая компания на грузовой машине отправляется в Горький. Стоит прекрасная погода, солнце слизывает последние клочки снега, воздух нежный как шелк, и настроение ребят соответствует состоянию окружающей среды.