Замполит Ройтберг с честью принял провал своих питомцев. Отставание более чем на 60% произвело на него глубокое впечатление. Как человек с высоким уровнем интеллигентности он понимал, что критиковать организаторов избирательного театра причины нет. Теодора в вероломстве не обвинишь. Вот как практикуется «истинная» демократия, когда отсутствует организованная оппозиция.
Свободные выборы
в школе антифашисского комитета по принципам «настоящей» демократии
Так я и стал избранным делегатом. К сожалению демократия советского толка не знала понятия иммунитета делегата. Со дня выборов не прошло и четверти года, как на меня снова обрушилась анафема политотдела. Причину, в этот раз, детально определить не удалось. Процесс шел по законам диалектики. Эволюционным путем накопилась целая гора мелких идеологических погрешностей, и революционным прыжком совершился переход из качества делегата избранного высшего органа лагеря в качество… в этот раз не чернорабочего.
Теперь мне, политическому канатоходцу, спасательный круг кинула администрация лагеря в лице подполковника Романова. На территории лагеря стоял недостроенный кирпичный корпус. Этот корпус достроили наши каменщики и другие специалисты строительных ремесел. Двухэтажное здание с двухъярусными нарами было рассчитано на тысячу человек. Из Прибалтики прибыл транспорт с военнопленными, каждый из которых дважды или многократно пытался индивидуально найти дорогу домой, но в очередной раз был пойман. Списочный состав лагеря вырос на 500 человек. Необходимо было назначить дополнительного командира батальона. Как раз в этот момент меня освободили от обязанностей делегата политактива и, как мне показалось, подполковник Романов ждал этого случая.
Но, прежде чем окончательно проститься с работой в антифашистском активе (т. е. вообще с политработой), нельзя не упомянуть об одном человеке, которому удалось овладеть не только уважением многих военнопленных, но сверх этого глубокой симпатией. Лейтенант Абрамов – сотрудник политчасти. Как ни странно, имя-отчество его вряд ли кто из пленных знал, потому что принято было обращаться к советским офицерам «господин».
Абрамов – это сибиряк лет 35, блондин со стройной фигурой, с чертами лица идеального германца. Жил и работал он до войны на берегу Байкала и в Алтае. Основная задача его, думаю, была проведение агитации против фашистской идеологии и за марксизм-ленинизм. Он, очевидно, увлекался беседами с немцами, но тематика бесед не имела ни малейшего дела с политической агитацией. Он по вечерам заходил в корпус, искал знакомых немцев с некоторым знанием русского языка и пытался узнать, какие у них заботы и радости. Всегда вокруг разговаривающих образовывалась толпа людей, желанием которых было сбросить с души кое-какие нагрузки. Абрамову во многих случаях удавалось в пользу пленных решить более или менее тяжелые проблемы, и тем самым он завоевал доверие людей.
Забота о благополучии пленных – это была одна сторона его работы. Толпа превращалась в аудиторию, когда Абрамова просили рассказать о Сибири и алтайской природе, на что он с охотой соглашался. Не один вечер я был переводчиком его дифирамбов красоте природы байкальского и алтайского краев. Это были не рассказы, а хвалебные песни, панегирики. А на самом деле он умел и петь. Просили его петь нам народные песни, на что он тоже охотно соглашался. Нам уже знакомо было место хранения его баяна. Посылали одного из наших за баяном, вот и начинал он петь с таким воодушевлением, что всех слушателей приводил в восхищение. Можно было заметить влажные глаза, и нередко текли слезы. Да, Абрамов для меня стал незабвенным воплощением русской души.
Когда в восьмидесятых годах мне приходилось работать в Монголии и пролетать над Байкалом, нахлынули воспоминания об этом добром человеке.
Командир батальона.
Декабрь 1947-сентябрь 1948 гг.
Командир батальона… Когда произносишь эти слова, они звучат величественно, но в том, что скрывается за этим званием в специальных условиях лагеря военнопленных, никакого величия нет. На самом деле – прислуга для всех. Подвластная мне империя – крупный зал на втором этаже корпуса размером приблизительно двадцать пять на сорок метров без каких-либо перегородок. В нем 500 нар в два яруса, кроме того, красный уголок и огражденное фанерным простенком высоты в два метра бюро «командира», в котором расставлены стол и нары для него и четырех командиров рот. На первом этаже такой же зал с таким же числом жителей и крупный санузел с умывальниками, душами и туалетами для нужд целой тысячи людей. Большой роскошью принято считать паровое отопление и горячую воду для санузла.