Идет вызов на ужин. Очередь бригад устанавливается по специальному расписанию побатальонно, поротно и побригадно. Почему? Люди переживают голод и усталость. Кто первым попадает в столовую, тот раньше других может раздеться и кое-как сытым лечь на нары, закрыть глаза и закупорить уши, тем самым отгораживаясь от бурлящей массы окружающих их людей. Дай Бог, чтобы не смешаться, не нарушить строгую очередность бригад. Люди точно знают, в какой день у них какая очередь на ужин.
В столовой командир замещает целое бюро жалоб. Тому супа мало дали, другому только воду, третий недоволен размером порции хлеба, и чаще всего они правы. Добиться компромиссов — главная задача. Рассердить не хочется ни жалобщика, ни обвиняемого.
С ужина вернулась последняя очередь, половина состава уже спит, но всегда бывают небольшие группы, которые не перестают шуметь, пока не пригрозишь карательными мерами, самая неприятная из которых — это необходимая вечерняя чистка туалетов.
Свет выключается в 10 часов, со временем затихает гул человеческих голосов, зато поднимается гул храпунов, усиленный звуками «задних трубачей». Атмосфера в корпусе сгущается, особенно в зимнее время, когда проживающие в непосредственном соседстве с открытыми окнами не выдерживают холодный сквозняк.
Вот как проходят нормальные сутки «высшего командного состава» из числа пленных. К такой жизни привыкаешь со временем, и наступила бы скука, если бы не было особых событий.
В один прекрасный день спокойненько смотрю за выполнением уборочных работ, как вдруг появляется подполковник Романов. Докладываю по-военному, он обходит по корпусу и говорит:
— Фритцше, обязательно надо оконные рамы покрасить!
— Есть, господин подполковник, но откуда брать краски, растворитель, кисти?
— Слушайте, я, что ли, командир батальона? Я, что ли, отвечаю за вид корпуса?
Сказал так и пошел. Что мне делать? Единственный выход — кража! На «Заводстрое» — малярных материалов и принадлежностей полно. Но как же вытащить контрабанду с территории завода, где любой человек на проходной подвергается телесному обыску?
При краже к тому еще надо учесть, что «хищение» социалистического имущества карается заключением не менее чем на пять лет. Под суд за такое преступление попадали и немецкие военнопленные.
Надо пойти на риск, но пойти очень умно и продуманно. Проблему обсудили вечерком в кругу командиров рот и бригадиров. Определили место хранения высококачественного лака бежевого цвета. Поставили вопрос, какой вид емкостей могли бы провозить на виду у караула через ворота заводской территории. Пришли к заключению, что лучше всего применить бидоны из-под молока, лишние экземпляры которых валялись возле здания продуктового склада. Транспортным средством могла служить лишь та «полуторка», которая с полевой кухней на прицепе ежедневно объезжала рабочие места бригад с обедом. На грузовой площадке «полуторки» регулярно стояли деревянные ящики под хлеб и бидоны под чай. Число мест изменялось в зависимости от численности работавших на заводе бригад.
Решили мы провести разведку вхолостую, то есть на машину грузили лишний порожный бидон, сидя на котором я пережидал обыск на проходной при въезде и выезде. Обыск производили исключительно девчата и женщины всех возрастов, с которыми я должен был вести оживленный разговор и притягивать к себе как можно больше внимания тех более или менее красивых караульных. Товарищи полагались на мои способности флиртовать с ними, пользуясь русским языком как инструментом общения. В течение целой недели, т. е. шесть раз, повторили этот тест. Женщины изо дня в день становились все более разговорчивы, я каждый день сжигал настоящий фейерверк шуток и льстивых речей, и ни разу девчата не додумались проконтролировать тот бидон, на котором я сидел. Пора было переходить с холостого хода на боевой.
Лак из фабричной канистры перелили в наш бидон, но, увы, на днище его оказалось отверстие. Выбранный нами бидон был с крышкой на резиновом уплотнении, которая закрывалась герметичным затвором. Можно предполагать, что такая крышка должна действовать как надо. Значит, бидон поставили на грузовую площадку крышкой вниз, а я сел на нем в привычной для караула позе. Остановились на проходной, шел обыск, во время которого я не ленился представлять девкам веселый конферанс. Как в прежние дни, караульные кружились вокруг меня, а мое сиденье так и осталось сиденьем. Тронулись мы в путь при шумном вздохе облегчения контрабандиста.
Вернулись в лагерь, я слез с машины и остолбенел от ужаса. Рама полуторки под бидоном вся запачкана той бежевой краской, и продолжает капать капля за каплей. Значит, герметичная крышка подвела. А как же при обыске никто не заметил эту вывеску совершившейся кражи? Выяснилось, мое сиденье стояло в контакте с правым бортом, а девчата поднимались и слезали по привычке только через левый борт. Близка была карающая рука прокурора!
Оконные рамы покрасили, но начальник лагеря этим не довольствовался. Надо было побелить стены и потолок, цоколь стен покрасить масляной краской, а в красном уголке на стене нарисовать красное знамя и пр. Способ приобретения материала оставался одним и тем же, но сидеть на престоле короля воров мы стали поочередно, т. е. поиграли в русскую рулетку. Играли до конца без выстрела. Подполковник Романов ни разу не спросил, откуда мы доставали материал.
Одна из задач командиров — борьба с клопами, население которых исчислялось тысячами на одного человека. Она была безуспешной, пока нары в корпусе были из деревянных досок. Совет командиров принял решение заменить деревянные нары сварными железными.
Подсчитали потребность в стальных полудюймовых трубах, и с ума можно было сойти: на человека минимум 10 метров, значит, на 2500 человек 25 километров. Такое количество труб достать нелегальным путем невозможно! Оказалось, что можно, но только полулегальным путем при содействии советской администрации. Старый корпус лагеря до прибытия военнопленных служил складом. Его отгородили от крупного центрального склада завода с тем неудобством, что единственный подъездной железнодорожный путь вел через территорию лагеря вдоль погрузочно-разгрузочной площадки нашего корпуса. При медленном ходе паровоза очень удобно можно было перепрыгнуть с площадки на открытые платформы и разгрузить в пользу лагеря то, в чем была нужда.
При подъезде к настоящему центральному складу состав должен был остановиться перед забором. Машинист слезал с паровоза, заходил в будку проходной, предъявлял необходимый документ, в ответ на что дежурный открывал ворота. Состав трогался с места и сравнительно медленно продвигался вдоль площадки.
С участием советской администрации организовался сговор. Через сотрудника отдела снабжения завода шла информация о поступлении вагонов, груз которых состоял из подходящих труб. В каком-то тайном шкафу в пределах лагеря хранилось несколько бутылок водки. В момент прихода такой информации водка доставлялась к проходной в подарок машинисту паровоза за то, чтобы он как можно медленнее продвигал состав сквозь территорию лагеря. Одновременно поднималась тревога: всех работоспособных людей на площадку для разгрузки вагонов. Машинист потихоньку проезжал, а на вагоны, как муравьи, налетали «грузчики», которые мигом облегчали продвигающийся груз.
Поверьте, уважаемый читатель, что рассказываю истинную правду. Сам процесс освоения труб никто из начальства завода не наблюдал, а исчезновение доброй части груза по пути от производителя к потребителю, считалось, очевидно, привычными издержками социалистического народного хозяйства. В течение трех месяцев «накопили» сырье, и бригада слесарей сварила железные нары на всех жителей лагеря. Кроме труб, понадобилась полуторамиллиметровая стальная проволока для плетения матрацев — 50 километров, которая досталась тем же путем. Сварные генераторы исчезли с других рабочих мест, где подъезд машины, доставляющей обед, осуществлялся без какого-либо обыска.