— Он будет недоволен. Тебе придется придумать достойное оправдание.
— У меня есть кое‑что получше оправданий, – ухмыльнулся Северус. – Поверь, куда лучше.
На исходе седьмого месяца родится потенциальный противник Темного лорда. Что ж, предупрежденный вооружен!
Девятая заповедь драконолога. Не твое – не лапай
…все мозги мне проела этими тварями – засосали они там кого‑то у них в семье, что ли. Как было тут не понять, что за туман по всей стране…
(из никогда не написанного)
Заметка ютилась в углу третьей страницы «Ежедневного пророка». «Бывший соратник Того–Кого–Нельзя–Называть получил свободу в обмен на информацию». И маленькая фотография: Игорь в драной мантии ошалело озирается на пороге министерства.
Овсянка застряла в горле горьким комком. Северус опустил газету. Старик безмятежно ел пирожок с патокой.
— Почему он был в Азкабане?
— Северус, давай потом?
— Даже если… Его должны были сдать Ковену.
— Северус…
Макгонагалл поднялась со своего кресла по правую руку директора и пошла к гриффиндорскому столу. Место слева от Северуса пустовало, как обычно. Старик вздохнул, придвинулся поближе.
— Будь он в Дурмштранге или хотя бы дома в Болгарии, кто б его тронул? Твоего знакомца взяли вместе с Роулом и Гиббоном возле дома Боунсов.
— И должны были передать Ковену, – повторил Северус. – Наше драгоценное министерство само нарушает закон.
— Помнится, ты не возражал против незаконных действий в отношении Сириуса Блэка, – отрезал Старик.
Северус стиснул фарфоровую ручку до боли в пальцах. О да, он не возражал. Он начал возражать чуть позже, когда решил, что пожизненное заключение в Азкабане – слишком мягкая кара для предателя Блэка. Почему не поцелуй дементора? Или даже лучше – почему он не сумел скрыться от авроров? Будь он на свободе… Северус бы его нашел, и тогда Азкабан показался бы этому псу курортом.
— Лучше спроси, как он выбрался, – продолжал Старик.
В обмен на информацию. Это значит – слил кого‑то, что Северус и озвучил.
— Мульцибера, Розье, Руквуда, Долохова, Трэверса и тебя.
Он все‑таки отломил эту чертову ручку. Старик взмахнул палочкой.
— Я дал показания по поводу тебя. Как видишь, тебя даже не вызывали в суд.
— Спасибо, – выдавил Северус.
За что, собственно? Толку‑то директору его сдавать… Потерять зельедела, декана проблемного Дома и преданного помощника? Прав ты был, Игорь, моя школа – моя крепость. Только вот зачем имя назвал?
Северуса ведь и в суд не таскали тогда, в прошлом году. Только однажды явилась делегация из министерства, Крауч и пара хмурых авроров, поинтересовались, знает ли Дамблдор, что его нынешний зельедел в прошлом был у Сами–Знаете–Кого на посылках. Старик даже улыбаться не стал, очень серьезно пересказал Краучу легенду о «связался по молодости, раскаялся, переметнулся еще задолго до падения».
— И с чего вы взяли, что ему можно верить? – вздохнул старший аврор, кажется, Белл.
— Он мне принес нерушимую клятву, – Дамблдор улыбнулся впервые с начала разговора.
Потом, когда посетители исчезли в камине, он обернулся к Северусу.
— Извини за клятву. Им так понятнее.
Больше его не трогали, даже после признания Игоря, получается, его и упрекнуть было не в чем, он не причинил Северусу никакого вреда, вот только во рту тухло, а в голове одна мысль: уж от кого не ожидал…
Два месяца спустя за завтраком большой усталый филин опустился на спинку его кресла и выронил на стол длинный конверт. Старик скользнул взглядом по непривычным значкам кириллицы, хмыкнул.
— Приглашение на работу от новоизбранного директора Дурмштранга?
Северус застыл с письмом в руке. Старик, видимо, довольный произведенным эффектом, отпил из кубка и добавил:
— Боюсь, Северус, тебе придется отказаться. Ты нужен здесь.
Но он ошибался, в письме не было приглашения на работу, только цветная бумажка с рекламой салона «Радость», стрижка и маникюр, каждое воскресенье – подарки для постоянных клиентов. Слова «каждое воскресенье» жирно обведены.
Северус пропустил следующее воскресенье – на всякий случай, из соображений безопасности и немного из вредности. К следующей неделе была готова легенда о срочной и необходимой поездке в Лондон.
Он аппарировал из Хогсмида на бухарестскую улочку, свернул и решительно потянул на себя дверь с табличкой «Закрыто». Дверь послушно открылась.
Ольга сидела над чашкой кофе размером с хорошую миску, печально подперев щеку рукой. Игорь маялся в кресле напротив.
— Слава Богу, kochanie, – Ольга всплеснула руками, отодвинула чашку и запахнула плотнее пушистый халат. – Если б ты не пришел, он бы сидел здесь до скончания века. Третье воскресенье он не дает мне ни выспаться, ни в Брашов съездить.