– Наш человек, лишним не будешь, – доставая бутылку, решил Владимир Семеныч. Прапорщик, Петр Игнатьич, в это время придавал столу прежний вид…
–На «гражданке» такой Закусон, если только приснится, – сглотнул Витька слюну, расстегивая сверху сразу три пуговицы, чтоб не мешали глотать.
– Мы в Армии люди не последние,– ответил Петр Игнатьич, – верно, Владимир Семеныч?
– Об этом толковать, язык зря стачивать, – ответил, тот разливая спирт.
Витькины ноздри, сразу поймали знакомый запах алкоголя, внутри его заиграла музыка, как прелюдия, к хорошей пьянке. Он начал чувствовать себя на верху блаженства, в абсолютном согласии со словами прапорщиков, казавшими ему справедливыми в оценке хозяев стола, а сами они самыми милейшими прапорщиками во вселенной. Приняв от старшего прапорщика стакан, крепко его, стиснув, он еще больше уверовал в свои мысли.
– Сдвинем стаканы, за Родину – мать, за то, что мы служим, и есть, что нам взять, – выдал тост Петр Игнатьевич.
–За верность присяге и без ревизий на складе, – добавил Владимир Семенович.
Витька, ошалевший от такого «зигзага» начала отсидки на «губе» сразу не смог вспомнить ничего похожего и рифмованного, поэтому произнес свое долгоиграющее и всегда к месту – Служу советскому Союзу!
Стаканы звякнули, сдвинутые крепкими руками. Застолье начало набирать новые обороты, приняв на равных, третьего участника.
« Погруженные в думы» со спущенными штанами, приятели сидели под елочками. Сергей читал, прихваченную с собой газетную полосу. Василий, приглашенный на «мероприятие» неожиданно, перечитывал свою «целинную» повестку. За не имением, никакого более подходящего материала, он решил применить ее в качестве туалетной бумаги. А сейчас в который раз, пробегал глазами строчки повестки, которую видит в последний раз, словно пытаясь запомнить их навечно.
По характерным звукам от «дум», по треску сучьев под ногами приходящих и уходящих «мудрецов», перелесок в котором они сидели, пользовался большой популярностью.
– Серега, я все, – оставив на кучке «дум» использованную повестку, Васька застегнул ремень.
–Иди, догоню, – отозвалась голосом приятеля, соседняя елочка.
– Веревку, что – ли заглотнул? – хохотнул «отдумавший», направляясь в лагерь.
В палатке спали, вкусно похрапывая. Василий прилег на место Сергея, и прикрыл глаза…
– Артиллеристы, Сталин, дал приказ! Артиллеристы, зовет Отчизна нас! – радостно горланил Витька, вместе с прапорщиками. В первый раз, ему не затыкали поющий рот, никто не отказывал в выпивке, поэтому и восхвалял он доблестных сталинских «богов войны» громче всех. Пару раз, к ним заглядывал начальник караула, с требованием прекратить пение, но всякий раз, приняв внутрь порцию « отступного», удовлетворенный возвращался к своим обязанностям.
Сумка старшего прапорщика Владимира Семеновича, казалась бездонной. И если бы не явление его жены: худой, бледной особы, с выпирающим углом, огромным животом, они успели бы в песнях и тостах, вспомнить и прославить, еще не озвученные, остальные рода войск.
Пары алкоголя в Витькином мозгу, зацепили струны благородства, и он как истинный джентльмен, решил предложить даме свою табуретку.
25
Но в ответ был отодвинут вместе с ней в угол, не по-женски, сильной рукой. Вспомнив свой опыт таких ситуаций, он мудро решил, пока оставаться в углу.
– Опять в «зюзю» господа офицера,– начала особа с животом, свое вступительное слово,– дома двое голодных ртов, как птенчики клювики открывают, папку с едой ждут. Жена, совсем, до последнего, беременная, а он отдыхает. Опять спирт глушит, с другом своим драгоценным. Переработались, видите ли, – заканчивая свое вступление, она с силой треснула старшего прапорщика, по затылку. Витька, услышав этот звук, втянул голову в плечи,
– Дождешься алкаш, выкинут со склада, и назад в деревню, коровам хвосты крутить. Ведь неделю назад, забыл? Как у командира в ногах валялся, прошения просил, и опять продолжаешь? – дама рывком, за воротник, сдернула Семеныча с табуретки,– Дома я тебе мозги вправлю, а завтра к замполиту пойду,– приговаривала она, толкая того к двери. Вытолкнув его за порог, она повернулась, к побледневшему от страха увиденного, Витьке, и вежливо попрощалась, – До свиданья, молодой человек.
– Доброй ночи, сударыня,– пролепетал он, от страха, вдруг вспомнив старосветские манеры.
После потери друга, Петр Игнатьевич, все еще твердой рукой, с невозмутимым выражением лица, наполнил стаканы.