— Комплимент в его духе, — хмыкнул я. — Раз уж поднялась тема, расскажешь, как там всё было? А то я отрубился и не видел.
— Лютый тоже вырубился. Черепки испугались и разбежались. Тварь все видели, испугала она до жути. Это и есть дух?
— Да. Отожравшийся и злой, задумавший меня убить.
— Много таких существ по миру ходит? — как бы невзначай спросил Петр, но было видно, что всерьез обеспокоен.
— Больше, чем хотелось бы, — ответил я неопределенно.
Потому что и сам не представлял, сколько подобных существ в мире разгуливает. Зато точно знал, что на плане смерти, где мой враг обитает, бесконечная армия ждёт своего часа. Рядовых мертвецов и думать нечего всех перебить. Надо Королей и Императора выбивать. А там и до самого бога добраться.
Хотя нет, стоп. Не Императора, а Императоров. Почему я решил, что существо подобного уровня — единственное? А ведь могут быть и другие, подобные сущности. Мне не хватило воображения, чтобы их представить.
— Жуть, — опустил голову Петр и уставился в пол. — Как-то до этого спокойнее жилось.
— Не унывай. Уныние духов притягивает.
Это была полушутка, за которой скрывалась правда. Отрицательные эмоции действительно притягивают всякую нечисть. Так же, как и боль, страдания, смерти, особенно массовые.
— Ты об этом много знаешь? — вскинулся парень, посмотрел требовательно и выжидательно.
— Да, — коротко ответил я.
Было видно, что Петр — в смятении сильном. Взгляд отвел, в окно посмотрел, на стуле поерзал, сам сжался как-то весь. Думаю, не сильно ошибусь, если скажу, что, увидев лишнее, он также внутри чувствует, что столкнулся с чем-то куда большим, чем может себе представить.
И ему страшно.
Нормальная реакция человека, который внезапно узнал, что мир куда сложнее и опаснее, и не знает, как с этим дальше жить. Я ему помогать с внутренними переживаниями не спешил. Должен сам разобраться. Принять решение, хочет ли он в это погрузиться. Если захочет, то и открыться ему можно. Рассказать, как есть. Завербовать первого… солдата.
Ему бы, конечно, жить и жить мирно. Всем бы людям жить и жить. Только вот бог смерти спрашивать не будет. Это как скрытая смертельная болезнь, которая до поры до времени не даёт о себе знать, а потом раз — и наносит удар. От которого уже не встать.
Что лучше, прожить жизнь в неведении, а потом в один момент всего лишиться, стать кормом для злобной сущности, противника всего живого? Или узнать правду, взвалить на себя тяжкое бремя и сражаться? Это ведь будет трагичный путь. Победить почти нет шансов. Будут ранения, боль, страдания, потери, ощущение сломленности и безнадеги.
С маленьким, микроскопическим шансом, что не зря, что жертвы не будут напрасны.
Вот какой выбор я мог предложить. Для меня он очевиден, но мне нужны добровольцы, силой тащить Петра в войну не собираюсь. Я видел, как ломаются опытные воины. Что взять с семнадцатилетнего парня?
— Борис Дмитриевич не сильно рассердился, что я с работой его кинул? — сменил я тему.
— Да не, — отмер Петр, — Я же говорил. Твоя должность проклята, — вымученно улыбнулся он. — Никто долго не задерживается.
— Блин, стыдно-то как.
— Серьезно? — с удивлением посмотрел на меня Петр.
У меня стала закрадываться мысль, что он меня в непогрешимые мудрецы записал. Которому чужды обычные человеческие эмоции и переживания.
— Что тебя удивляет? Он меня на работу взял, денег на подъем дал, доверие оказал. А я подвёл.
— Так не по своей же воле, — возразил Петр.
— И что? Или хочешь сказать, что это достаточное оправдание, чтобы слово не держать?
Петр открыл рот и закрыл. Снова отвернулся. Губы плотно сжал и вспотевшие ладони о штаны вытер. Ну да, спросить, откуда такая щепетильность, — это значит перейти к теме, а кто я такой. Чего он избегает.
— Дядь Боря всё понимает, — сказал Петя, не смотря на меня.
— Да и я понимаю, что он понимает. Надо будет потом его как-нибудь отблагодарить.
— А тебя-то в ученики возьмут?
— Спроси у Аристарха Павловича. Крутит меня, ничего конкретного не говорит.
— Так ты полон противоречий, а на его должности осторожность надо соблюдать. — оживился он, переключившись на понятную ему тему.
— Осторожность? — подался я вперед. — Слушай, Петя. У тебя время ещё есть? Расскажи мне, что за осторожность? Перед кем? Что за сложности-то такие?
— Так это… — задумался он. — Рассказывал же вроде, не?