Только вот сдаётся мне, после этого нас двоих прикончат и никакого прощения не будет. Понимает ли он это сам?
— Это уже мои заботы, — ответил ему.
— Если узнают, что я открыл рот, убьют и меня, и мою семью.
Ответил он вовсе не категорично, а словно предлагая… поторговаться?
— Как они узнают? Напомню, мы ночью, одни в палате. Пока к тебе никого не подселили, есть время поговорить. А то, что они узнают что-то от меня… Не думаешь же ты, что я побегу с ними драться? Я хожу-то с трудом.
— Если тебе нужна эта информация, рано или поздно ты её используешь, — сделал он вывод. — А значит, и меня сдашь, когда прижмут.
— А сейчас, значит, прижимать не собираются?
— Ах вот оно что… — догадался он. — Ты хочешь оценить степень угрозы?
Это всего лишь один из вопросов, самый актуальный, но не самый важный, но да, я кивнул, подтверждая.
— Предлагаю сделку, — сказал он. — Ты же целитель. Утверждаешь, что сам себя на ноги поставил. Помоги мне здоровье восстановить. Хотя бы часть. А я тебе расскажу всё, что хочешь.
На какую-то долю секунды мне стало жаль. Жаль, что этот волевой парень, готовый пробиваться по жизни, способный почти мгновенно просчитать ситуацию и не терять присутствия духа, опустился на самое дно, выступив предателем рода людского. Его бы таланты да в нужное русло.
Я знал много хороших людей. Мало кто из них сражался хорошо. Также я знал на голову отбитых людей. Конфликтных, агрессивных, склочных, не особо приятных. Которые при этом никого и ничего не боялись, смело шли в бой на самую страшную нежить, даже если знали, что умрут. Вот такой парадокс, когда человек не приспособлен для мирной жизни, зато на войне проявлял себя.
Мне кажется, Дарвин из таких. Готов и склонен к насилию. Жаль, что он мне раньше не попался. Освойся я в этом мире, будь старше, и не оступись он сам, из него получился бы отличный солдат.
— Я займусь твоим исцелением, — ответил ему, подумав. — При нескольких условиях. Первое — ты поклянешься никому и никогда не рассказывать обо мне что-либо. Особенно — Черепам. Никакой личной информации. Ни того, о чем мы говорили и будем говорить. Никаких тайн и секретов, о которых ты догадаешься или узнаешь.
— Черепа — последние, с кем я собираюсь говорить, — криво улыбнулся он.
— Второе — ты свяжешься с Игорем и Петром, извинишься перед ними. За то, что предал. За то, что угрожал близким. И поклянешься лично мне, что более никогда не падешь так низко.
— Это я их предал? — не удержал он эмоции.
— Если речь про тот случай, когда Петр отказался драться — то ты серьезно? — посмотрел я на него скептически. — Поправь меня, но у него погибли родители на войне, бабушка слегла, и сам он серьезно пострадал. И при этом ты тащил его в очередную драку? Чтобы его бабушка на тот свет от переживаний отправилась сразу? Впрочем, я не собираюсь тебе мораль читать и про дружбу рассказывать. Мои условия такие.
— У меня тоже есть условие. Как насчёт того, чтобы ты пошёл и выпрыгнул в окно? А ещё лучше с крыши сойди. Будь добр, доставь мне удовольствие.
— У тебя в теле остались куски духа-паразита. Они отравляют твоё тело. Это как грязное Масло, которое постоянно прибывает, делаешь ты Вдох или нет. Учитывая, что их не убрали сразу, напрашивается вывод: значит, не смогли. Или нужный специалист оказался занят. Для тебя это означает, что, если их не убрать и не провести полноценное очищение в ближайшие несколько дней, тело начнёт гнить заживо. Скорее всего, ты не умрешь. Превратишься в овощ. Бесконечно лежать в лечебнице не получится. Это денег стоит. День бесплатно для любого, а после — десять рублей в сутки. Итого триста рублей в месяц. Серьезная сумма. У тебя есть такие деньги, чтобы платить бесконечно? Или пара тысяч, чтобы тобой занялись вне очереди? Если нет, тогда тебя отправят домой. К родителям, наверное. Они ведь у тебя живы, так? — присмотрелся я к его напряженному лицу. — Получается, ты превратишься в гниющий овощ и ляжешь тяжким грузом на них. Им придется сидеть с тобой, обмывать, переворачивать, делать массажи, чтобы пролежни не образовались…
— Хватит, — перебил он меня. — С чего я должен верить в диагноз шестнадцатилетнего пацана, у которого явные проблемы с головой?
— С того, что по итогу нашего противостояния инвалидом стал ты, а я получил место стажера в лечебнице, с перспективой стать личным учеником Аристарха Павловича. Впрочем, ты не должен мне верить на слово. Это разумно, — покивал я. — Но сегодня тот редкий случай, когда ты лежишь один в палате и нет свидетелей. Значит, я могу тобой заняться, скажем так, неофициально. Ты не будешь гнить. Не превратишься в овощ. Полноценной жизнью тоже жить не будешь, но в твоем случае стоит выбирать между степенями обременительности для окружающих, а не комфортом и удовольствием. Поэтому сам решай. Сейчас третий час ночи. У меня есть пара часов в запасе. А ведь тебе ещё оплатить лечение рассказом надо…