Естественно, я снова поддался, хватая губами отвердевший сосок и вминая рот в приятную округлость.
— Будешь тут волевым, — забурчал, отпыхиваясь. — Додумалась тоже — голой танцевать! Что я тебе, каменный идол на кургане?
Засмеявшись, девушка нагнулась и поцеловала меня.
— Я больше не буду!
— Я тебе дам — не буду…
— Это на меня так квартира ваша действует. Сколько раз уже! Прихожу, и сразу хочется всё поскидывать с себя, ощутить… не знаю, как сказать… шальную волю, что ли? Ничего тебя не сковывает, никакие резинки не давят… И сразу тянет танцевать, чтобы воздух обвевал везде-везде… А ты сразу набрасываешься, и тащишь!
— Да-а! — самодовольно ухмыльнулся я. — Хватательный рефлекс у меня с детства развит!
А лицо Ритино дрогнуло внезапно, девушка легонько прижалась ко мне и вымолвила невнятно:
— Я люблю тебя…
И суетное начало во мне как-то сразу угомонилось, опало, размываясь в приливе нежности, как песок под набегом волны.
— И я тебя.
Я огладил девичью спину, дотягиваясь до загиба талии, ощущая под рукою упругую выпуклость ягодицы, но правило мною не вожделение, а поклонение женщине. Приправленное, чего уж греха таить, кружащим голову сознанием — вся эта безупречнейшая, великолепнейшая красота принадлежит мне одному! Облизав губы, я тихонько спросил, неохотно сбиваясь на деловитый тон:
— Хочешь, я поделюсь с тобой своей энергией?
Черные глазищи напротив заблестели восторгом, и Рита выдохнула:
— Да! Да, да!
— Встаем!
Девушка соскочила на пол, и замерла, поджидая меня, а я вспомнил, как мама давеча, слегка распустившись от хмельных паров, сказала Рите, игриво поглядывая в мою сторону: «А ты стала еще красивее с лета!»
Обняв возлюбленную со спины, я уложил ладони ей на живот — там масса нервов, вот они и станут "проводниками".
— Расслабься. Закрой глаза, и сконцентрируйся на дыхании. Ты ведь йогой занималась?
— Ага! Немножко…
— Ну, вот! Тебе нужно сосредоточиться на одной себе, как бы закуклиться, отрешиться от всего — никаких звуков извне, никаких помех и волнений. С первого раза не получится — ничего, выйдет с десятого! А завтра… сначала утром, потом вечером… посмотрим, сколько "шакти" ты смогла удержать.
— Ой… — выдохнула Рита.
— Не бойся, — ласково обронил я.
— Не боюсь, просто очень-очень хочу. Очень-преочень!
Меня потянуло целовать гибкую спину, но я удержался.
— Вдох… Выдох… Вдо-ох… Вы-ыдох… Вдо-о-ох…
Ладони потеплели — мягкими волнами, не в такт упоительно-плоскому животику, вздрагивавшему будто от сквозняка, моя "Сила" перетекала к Рите.
Девушка застыла, как прекраснейшая из статуй, а я ощутил вдруг биение нашей общей энергии — она качалась, словно маятник, переливаясь из меня в Риту, заполняя ее всю, взметываясь жарким вихрем… Опадая, стекая по рукам в мое тело, чтобы прихлынуть горячим всплеском в девичьей фигурке!
«Да пребудет с нами Сила…»
Воскресенье, 30 октября. День
Москва, улица Горького
Покидая кинотеатр «Россия», Альбина оглянулась на гигантскую афишу. Холст поддувался ветром, и мерещилось, что великанское лицо Бельмондо гримасничает.
— Ничего, так, фильмец, — снисходительно выразился Динавицер.
— Ой, Изя, ты как скажешь! — поморщилась Ефимова.
— А чё? Да не, нормально! Только почему — «Частный детектив»? Я читал, там другое название — то ли «Охотник», то ли «Наводчик»… — Изя с удовольствием процитировал Роже Пиляра: — «Кофе, рюмку ликера и сигару!» И еще там музыка — ничего, так…
— Да, музыка мне тоже понравилась… — медленно проговорила Альбина. — То тревожная, то щемящая…
— Надо запомнить этот час, и отмечать каждый год! — замерев на месте, торжественно провозгласил Динавицер.
— Ты о чем, вообще? — не поняла девушка, вскидывая бровки.
— В этот день, — прочувствовано молвил ее спутник, — Алечка согласилась с моим мнением!
— Ой, да ну тебя… — решив поначалу надуться, Альбина передумала, и буркнула: — Турок…
— Да правда! Ты до того привыкла считать меня непутёвым, что уже не воспринимаешь всерьез! Вот, ты как будто выросла, повзрослела, а я так и остался в восьмом классе…
— А что, не так? — ощетинилась Ефимова. — Вечно ты меня ставишь в неловкое положение своими выходками! Я даже в гостях не могу расслабиться — сижу в напряжении, и жду, чего ты опять отчебучишь! А ты только улыбаешься, будто смеешься надо мной! Вот, как сейчас! Ну что, что я такого смешного сказала?
— Ничего! — поспешно заверил ее Изя, внезапно переставая походить на себя, ибо натянул серьезное выражение. — Алечка, я никогда — слышишь? — никогда над тобой не смеялся. Ну да, улыбаюсь по-дурацки! Просто морда такая, что я с ней поделаю… Но не насмехаюсь, Аль! Просто радуюсь.