Мой голос гулко разносился по аудитории, и мне было не по себе. Впервые в жизни я занимал место препода – стоял у доски в фокусе внимания… Хм. Если бы студентов! Академики, доценты, профессора внимательно слушали мой доклад, а бесконечно довольный Иваненко, занявший место на первой парте, значительно укладывал стопку журналов – последний выпуск «Physical Review» с моей статейкой.
- Понятно, что сами лучи не поляризованы, имея равную вероятность проявления – каждый фотон представлял собой когерентную суперпозицию поляризаций «вдоль» и «поперек» каждого направления. Ну, если не углубляться в специфику… М-м… Предположим, что мой научный руководитель, вместе с товарищем деканом, - при этих словах Фурсов ухмыльнулся, - заняли места по разные стороны от источника и надели поляризующие очки с вертикальной осью поляризации – как их обычно носят. То есть, каждый из наблюдателей может видеть один из скоррелированных фотонов. Но стоит товарищу Иваненко наклонить голову так, что ось поляризации его очков станет горизонтальной, то своим действием он как бы заставит фотон принять горизонтальную поляризацию. А вот товарищ Фурсов, не склонивший головы, больше не увидит второй фотон пары, поскольку тот тоже принял горизонталь. Нелокальный коллапс!
Я театрально развел руки, и отложил мелок, который зачем-то держал в пальцах. Аудитория наполнилась сдержанным шумом, и научрук громко объявил, не тая торжества:
- Эксперимент товарища Гарина повторен в ленинградском Физтехе, а также за рубежом – в Беркли!
- Очень хорошо, что в Беркли, - сухо сказал незнакомый мне доцент с «переходной» прической: еще не длинными волосами а ля хиппи, но почти достающими до плеч. – Скажите… э-э… Михаил… Получается, что вы как бы отказываетесь от «локального реализма» Эйнштейна в пользу «жуткого дальнодействия»?
- Это не наш отказ, а природы, - кротко ответил я, краем глаза замечая ухмылки. – Нам лишь удалось выяснить, что нелокальность реальна. А вот понять смысл запутанности частиц и их мгновенной связи… Это, на мой взгляд, задача даже не завтрашнего, а послезавтрашнего дня.
Фурсов привстал, упираясь руками в парту.
- Товарищи! – вытолкнул он, мешая серьезность с немножко смешной торжественностью. – Когда Михаил, в ту пору еще школьник, продемонстрировал нам высокотемпературный сверхпроводник, я… м-м… Ну, не знаю даже как сказать… Опростился, что ли? Честное слово, как мальчишка, начитавшийся фантастики, ощутил себя в будущем! Мы еще и сами толком не представляем, какие возможности кроются за скромной аббревиатурой ВТСП. И вот вам, пожалуйста! Стоило Михаилу закопаться, как следует, в тайны купратов - и он вышел на устои квантовой механики… Одно весьма и весьма незаурядное открытие привело к другому, не менее заметному. И снова такое чувство, что стоишь у истоков новых знаний, новых умений!
Я кривовато усмехнулся, испытывая знакомую раздвоенность. Было неприятно выслушивать дифирамбы, понимая, что все мои «великие открытия» списаны у будущих – настоящих - первопроходцев в науке. И в то же время душа впитывала похвалу, как поролоновая мочалка – воду. Совесть укоризненно качала головой, а эго лениво от нее отмахивалось, греясь в лучах славы…
- Миша! – окликнул меня Колмогоров. Академик, свесив светлый чуб, мостился с краю в первом ряду. – Ценю вашу скромность – вы постоянно повторяете: «мы», «наши», хотя эксперимент – ваш, и ставили его тоже вы. Ну, да ладно… Миша… А что дальше?
- Емкий вопрос! – хмыкнул я. – Вы знаете, я все-таки больше технарь, чем теоретик, и с купратами возился лишь по одной причине… Ну, сами подумайте – какой же из меня первооткрыватель, если сам не знаю толком, что наоткрывал! Поэтому сейчас мы работаем над ВТСП-кабелем на 100-200 мегавольт-ампер…
Стоило мне озвучить местоимение «мы», как улыбки на лицах слушателей включились, как лампочки в сумерках.
- …Конструкция, в принципе, проста. В сердечнике находится трубка криостата с жидким азотом и сверхпроводящей жилой. Для экранирования магнитного поля, жила окружена коаксиальным слоем, также навитым из ВТСП-лент. Между экраном и токоведущей частью прячется диэлектрик, а сам экранирующий слой тоже омывается жидким азотом. Естественно, что для сверхпроводящей ЛЭП потребуются система криогенного обеспечения и постоянный мониторинг, плюс соединительные, концевые и токовводные муфты. Пока что мы размахнулись на ВТСП-кабель тридцати метров длиной, в планах – пятьдесят и сто метров…
Колмогоров покачал головой, и ухмыльнулся.
- Миша, вы тут наговорили всего и столько… на пару докторских хватит!
Профессура грохнула, смачным хохотом разгоняя наэлектризованные облака недоверия и ревнивой враждебности. Научрук, победно сложив руки на груди, сиял, как новенькая Нобелевская медаль.
Пятница, 30 сентября. Вечер
Зеленоград, площадь Юности
Холодный ветер поддувал весь день, с самого утра, промозглого и хмурого. Резкие порывы, будто в раздражении, взметывали сухие листья, швыряясь в лицо лоскутьями древесных одежд. Порой начинало моросить, покалывая кожу знобкими иголочками. Природа будто гадала, стоит ли ей лить дождь, или погодить. Так ничего и не решив, вышние силы угомонились к вечеру.
На Зелик опустилась чарующая тишина. Прохладный воздух не двигался, настаиваясь на хвое и прелой листве, а прохожие будто стеснялись гулять. Редко кто скользил по тротуару, шмыгая в магазин или покидая полупустой автобус. Даже машины попрятались по гаражам, пережидая непогожий денёк.
Я похлопал по перилам балкона, соображая, не пора ли их красить. А то и вовсе застеклить, отвоевав лишние метры.
Было немного непривычно глядеть с высоты не в темный лес, а на центр города, но так куда интереснее. Да и уличный шум не слишком досаждал, словно обтекая заносчиво вознесшуюся «профессорскую башню».
Мои губы вытянулись, насвистывая «Подмосковные вечера». И мотив, и слова ложились на тутошние сумерки ладно и без зазоров.
Главное же не в безмолвии. Основа покоя – умиротворенность бытия. Когда жизнь, будто гладь пруда в тихую погоду – жидкое зеркало безмятежно отражает небеса. И никакой залетный ветерок не колеблет воды, не морщит рябью, не нагоняет тень.
Вот и меня покинули тревоги. Не потому, что я их прогнал, не допуская скверну плохих новостей или устоявшихся беспокойств. Просто одни проблемы благополучно разрешились, растаяли, как кусочки рафинада в горячем чае, а иные пока не туманят ясные горизонты. Может, там, в смутной дали, и собираются тучи, но мне их не видать пока. А стоит ли пугаться грозы, если в глазах не отражаются зарницы?
Сегодня у меня днюха – двадцать лет пожил мой юный организм. А то, что засевшая в нем личность справляет иной юбилей, с унылой прописью «65», совершенно неважно. Я всегда бунтовал против возраста. Отказывался верить, что мне натикал полтинник, даже сороковник душа не принимала.
- Всё хорошо… - пробормотал я, не утешая себя, а как бы отмечая сбывшееся.
Тихонечко скрипнула балконная дверь, пропуская Риту.
- Дышишь? – ласковые руки обняли меня со спины.
- Дышу, пока надеюсь.
- Какая глубокая мысль, если подумать…
- А мне больше нравится райкинское: «Глыбокая».
Хихикнув, девушка потерлась щекой о мое плечо, и невнятно сказала:
- Пошли, мама с Настей уже всё выставили, стол гнется! Сейчас девчонки ка-ак нагрянут…
- Шуму буде-ет… - я обернулся, и стиснул Риту так, что она запищала. – Пошли!
Перешагнув порог, я запер дверь, и краем глаза уловил первую звезду. Сверкающая точка мерцала, словно затухая – голубая искорка вселенского костра – но не гасла.
[1] Обозначение ПМТО в Камрани.
[2] То есть, капитан-лейтенанту (каплей) светит повышение в звании до капитана 3-го ранга (каптри).
[3] Бюро расследований ЦК КПК – орган партийной внешней разведки.