Как только Невилл, трясясь сам и тряся палочкой в руках, неуверенно кивнул, Люпин взмахнул рукой и шкаф открылся. Никто и ничто не вылетело из непроглядной темноты в шкафу, но через миг оттуда вышел самый настоящий Снейп, грозно глядя на Невилла. Тот затрясся пуще прежнего, и начал бледнеть, стараясь догнать по цвету мел для доски. Я наблюдал за этим с живейшим интересом. Конечно, нехорошо, когда детишки «страдают», но весь мой действительно богатый опыт говорит мне об одном — детишки так или иначе будут «страдать». Таков путь взросления.
Боггарт в виде Снейпа порывался совершить что-то угрожающее в сторону Невилла.
— Ри-ридикулус! — выкрикнул в панике мальчишка, но ничего не произошло. — Риди́кулус!
Вторая попытка была чуть более уверенной, и этого хватило, чтобы боггарт в виде Снейпа внезапно оказался одет в зелёный юбочный костюм, шляпку с чучелом грифа и с розовой дамской сумочкой на сгибе локтя.
Ученики буквально заржали, заполнив пространство учительской оглушительным смехом. Даже некоторые слизеринцы не сдержали ухмылок. Не мог я не заметить лёгкую, и буквально сочащуюся ядом улыбку Дафны — голубоглазой брюнетки, с которой по воле Снейпа мне теперь придётся работать на зельеварении. Ну, я-то и не против. Сам не заметил, как самым настоящим эльфийским шагом, не потревожив даже воздуха, как бы странно это ни звучало, я подошёл к девочке.
— Развлекаешься, — тихо шепнул я. Тихо, но достаточно громко, чтобы она заметила, нацепила маску безразличия на лицо и повернулась ко мне.
— Грейнджер, — так же тихо ответила она.
— Гринграсс.
По команде Люпина, Невилла сменила Парвати Патил — теперь хоть буду знать, как зовут эту индианку с Гриффиндора, у которой есть близняшка на Рэйвенкло. Боггарт в виде транс-Снейпа сменился на киношную мумию, всю замотанную бинтами. Она вытянула руки вперёд и сделала шаг в сторону Парвати, но девочка применила Риди́кулус, и бинты на ногах мумии расплелись, опутывая ноги. Мумия упала с грохотом на пол, а её голова покатилась прочь.
— И в чём же причина твоего злорадства? — я продолжал тихо и незаметно для всех разговаривать с Дафной.
— Боюсь, что причина моего гипотетического злорадства не имеет к тебе ни малейшего отношения.
— А, значит, ты будешь молчать?
— О-о, я буду говорить, — девочка чуть вздёрнула носик. — Но это не значит, что ты услышишь то, что хочешь.
— Риди́кулус! — очередной выкрик кого-то из учеников преобразовал боггарта во что-то смешное, чем вызвал смех других ребят.
— У вас явно какой-то конфликт, — продолжил я разговор.
— Необоснованное допущение.
Когда продолжительность твоей жизни переваливает за тысячу лет, то ты невольно встретишь человека, что так или иначе будет тебе напоминать другого. Вот и Дафна мне кажется знакомой. Справедливости ради стоит отметить, что и некоторые другие ребята, с которыми я успел пообщаться, вызывают во мне чувство дежавю. Незначительное, в мелких деталях. Всё так или иначе с чем-то да переплетается.
Глянув по сторонам и убедившись, что ребята вокруг уделяют внимание лишь очередной форме боггарта и тому, во что её превратит жертва Люпина, я поднял левую руку ладонью вверх, взял палочку в правую, и начал с её помощью выводить знакомые мне контуры конструктов, полагаясь на интуицию, и совмещая с освоенной базой трансфигурации. Эти контуры относятся к простейшим и не проявляют себя в видимом спектре, потому я не опасался привлечь внимания.
Медленно собирая воздух вокруг и уплотняя до такого состояния, что свет начинал преломляться, искажаясь, я выбрал полученную сферу в качестве объекта трансфигурации, задал формулу, визуализировал предмет, и решил немного пошалить, добавляя конструкты, специализированные под энергию жизни.
— Держи, — с лёгкой улыбкой я протянул тайком наблюдавшей за манипуляциями Дафне самую настоящую ледяную, кристально чистую розу.
Подарок Дафна приняла как должное, что не могло меня не позабавить.
— И что это?
— Прекрасная, но холодная, при любом неловком движении способная уколоть до крови, — с лёгкой улыбкой ответил я. — Но если знать, как согреть…
Я провёл пальцем по лепесткам прозрачной ледяной розы, и в месте соприкосновения они становились кроваво красными, какими и должны быть. Как только я убрал руку, роза вновь стала ледяной.
— Она расцветёт яркими красками.
— Тонко, — с невероятно ядовитой, но отнюдь не противной, как это бывает, ухмылкой, заметила Дафна. — Одобряю.
— Она, можно сказать, живая. Посадишь в землю — проморозит и прорастёт. Посадишь в лёд — прорастёт и сломает, преобразуясь в куст.