Сбоку от меня сидела Дафна, которой я поспешил приветственно кивнуть. Во взгляде девочки читалось: «И тут он…». Надо было сесть поближе. Зачем? Я нахожу забавным лёгкую неприязнь, как и столь же лёгкую доброжелательность, причём это справедливо для всех возрастов. Не переходя границы, можно раскачать таких разумных до забавных реакций. Но главное — не переходить границы.
А ещё я заметил, что у Дафны аж пять книжек на столе — учебник, и четыре поменьше форматом, но потолще. Словари? А может быть ещё что-то ценное и интересное? Если верить слухам, что на Слизерин попадают только чистокровные волшебники, ну или максимум полукровки, возможно ли, что у девочки есть более интересные источники информации по предмету? Ну или хотя бы понимание того, какие книги лучше брать, а какие — игнорировать?
Дафна не могла не заметить мой взгляд на её книги, нахмурила бровки, посмотрела на меня, на книги, снова на меня, и до ужаса забавным, милым и одновременно гордым движением попросту сграбастала свои книги, придвигая поближе к себе. При этом даже полный профан в невербальном общении смог бы прочитать в её взгляде простую фразу: «Да черта-с-два!».
— Итак, — преподаватель обратила на себя внимание, встав из-за стола. — Что-то вас многовато…
Ученики недоумённо заозирались, но каждый мог увидеть лишь пять человек помимо себя. Видать, все ещё помнят слова МакГонагалл о том, что приходилось ей вести классы и побольше, чем весь поток третьего курса.
— Простите, много? — Задала вопрос Гермиона, не забыв и руку поднять.
— Мой предмет никогда не был популярен среди школьников. О чём они, несомненно, жалели после выпуска. Это позволяло разбивать курс на две-три группы по два-три ученика и проводить занятия чуть ли не индивидуально. Отличный подход, ведь понимание Рун — очень индивидуально. Кто скажет, с чем это может быть связано?
У меня были мысли, но я решил пока что притормозить с высказыванием оных — хватило и Трансфигурации. Но вопрос не остался без ответа — Энтони Гольдштейн, как и Гермиона, подняли руку.
— Да, мистер… — профессор указала скупым жестом руки в сторону парня.
— Энтони Гольдштейн, профессор.
— Ах, да, я — профессор Бадшеда Бабблинг. Итак, мистер Гольдштейн?
— Причина индивидуальности понимания Рун кроется в том, — уверено заговорил парень, — что в первую очередь Руны — языки. Языки древние, и дословного перевода не имеющие.
— Именно, мистер Гольдштейн. Отсюда вытекают и все сложности.
Энтони сел на место, а профессор начала медленно выхаживать перед классом, рассказывая.
— Можете записывать. В учебной литературе слишком много лишнего, порой даже, художественного описания. Избавимся от этого.
Мы дружно раскрыли тетради и приготовились писать под диктовку.
— Каждая руна информационно самодостаточна, несёт нагрузку на уровне слова, а порой и фразы, имеет множество смысловых значений, а вместе с этим — множество магических эффектов. Как смысл рунического текста можно понять лишь по контексту, так и магический эффект даже одной руны зависит от множества внешних факторов.
Тихий скрип перьев заполнил кабинет, а профессор выждала пару мгновений, давая время на запись.
— На моём предмете мы будем изучать несколько рунных языков, разбирая все смысловые грани. Вместе с этим мы будем изучать на примерах принципы построения магических цепочек с помощью рун, разбирать их вариативность и учиться их составлять с нуля. Очень важно понимать, что несколько рун на письменности могут значить одно, по смыслу самих рун получалась совсем другая фраза, а магическое воздействие — вообще иное…
Краем уха я слушал и записывал слова профессора Бабблинг, но большей частью сознания погрузился в распутывание внезапно выползших отрывочных ассоциаций-воспоминаний гнома. Выползших, из-за темы занятия, самого предмета. Эти отрывки, огрызки воспоминаний, словно кадры из фильма вели меня по смутным образам, создающихся на их основе.
Гномы, великие ремесленники и мастера добычи всего ценного из земных недр. Их навыки взрастили в них непомерную гордость, а драгоценности в земных недрах, как и шедевры собственного производства — непомерную жадность. Но это же заставляло двигаться вперёд, ведь недопустимо, чтобы «ушастые» вдруг создали что-то лучше, а такое бывало. Гном из осколков помнит воспитательные розги отца, когда не мог заучить и составить рунную цепочку, или когда не уследил за температурой в печи.