На экране сменилась картинка. Основная группа преследования отставала от Стива Фокса на час. Машины пылили по необъятной каменистой пустоши Негев, а за кадром наигрывал немного адаптированный вариант «Розы в песках» от группы «Чингиз-хан», звуча контрапунктом бешеной гонке.
Я довольно заерзал…
Суббота, 14 ноября 1998 года. День
Московская область, Звездный городок
Яркое негреющее солнце, шуршащий асфальт… Серый бесконечный забор в зеленом бору… И вот прогал — у ворот двухэтажного КПП. Охрана деловито осмотрела обе «Волги» телевизионщиков. Водителям кивнула, «трем грациям» лихо отдала честь — и расступилась, пропуская на жилую территорию Звездного городка.
В сторонке мелькнули обычнейшие пятиэтажки, желтевшие за краснокорыми соснами — где-то там жили Гагарин, Титов, Леонов… Отсюда торилась та самая, воспетая «дорога в космос».
А потом машины ЦТ еще раз тормознули. Дотошно проверили бумаги — и подняли шлагбаум у въезда на территорию служебную, где прятался таинственный Центр подготовки космонавтов…
Уж как «грации» трепетали, однако строжайшая медкомиссия «оказалась бессильна» — опытные врачи, удивленно покачивая головами, признали состояние здоровья идеальным у всей троицы.
«Пройдете ускоренный курс, — мужественным голосом чеканил Климук, начальник ЦПК, — шестимесячный!»
И в расписание подготовки космонавтов внесли новые фамилии, урезанные по давней традиции: «М. Грн», «Н. Ивр» и «И. Двр». С пятидесятых годов «космос» засекречивали наглухо.
«Это еще что, — посмеивался Петр Ильич, — у военных космонавтов фамилии вообще до двух букв сокращаем!»
Не помогло — ведущих «Звезды КЭЦ» знали все, и в лицо, и по голосу. Каплан в Останкино довольно потирал ладоши — новая научно-познавательная программа затмила и «Клуб кинопутешественников», и «Утреннюю почту», и даже «Ленинский университет миллионов».
Рейтинг зашкаливал, но Борис Соломонович не унимался. После небывалого успеха «Видео Иисуса» он заслал «граций» в Иерусалим и Рим. Сам папа Назарий поддался искушению, и велел своим кардиналам провести теледив по мрачным подземельям Ватикана. Их высокопреосвященства, хоть и с постными лицами, но исполнили волю понтифика.
А затем Наташа с Ритой показали телезрителям новую станцию «Восток» — в самом холодном, самом гиблом месте Антарктиды, зато как бы «на берегу» колоссального подледного озера.
Даже суровые и неприступные дяди из Минобороны допустили Риту с Инной в секретные города — Снежинск и Железногорск!
Постепенно вырабатывались традиции, устанавливался формат «2 + 1» — в эфир выходили двое, а третья сидела в студии — на подхвате, как модератор и связник. Чаще всего в Останкино задерживалась Инна — театр она не бросала, вот и разрывалась между сценой и ЦТ. Хотя, кому быть в паре, а кому — в гордом одиночестве, девчонки решали по справедливости: тянули жребий…
— Дворская! — стегнул резкий голос, отсекая воспоминания.
— Я! — подскочила Инна.
— Ваша очередь… — строго начал инструктор в белом халате, и добавил с ухмылочкой: — Кататься на карусельке!
— Ага! — выдохнула красавица, содрогнувшись.
«Каруселькой» этот шутник называл Большую Центрифугу, а об ужасах перегрузок толковали все подряд, и обязательно самым зловещим тоном.
У «трех граций» подгибались их ладные коленки, стоило только увидеть круглое, как бочка, кирпичное здание. Там-то и вращалась центрифуга — громадный темно-синий ковшик с длиннущей ручкой-трубой. Вот в этом-то «ковшике» им и придется испытать все прелести восьми «же»…
— Не бойтесь, — зажурчал некто в белом комбинезоне, — наша центрифуга не просто самая большая в мире. У нее радиус — восемнадцать метров, поэтому никакая сила Кориолиса на космонавта не действует. Испытаете увеличение силы тяжести в чистом виде!
— Вы меня успокоили, — Инна вымучила бледную улыбку.
Ведущую сноровисто измазали гелем, как на сеансах УЗИ, обвешали кучей проводов с липучками, надели медицинский пояс, и усадили в здоровенное кресло, пристегнув ремнями.
— Готово!
Двое врачей, или кто они там были, развернули кресло, да так, что Инна легла, созерцая белый потолок, и покатили по коридору.
— Открывай!
Следующая пара сотрудников отворила громадные металлические ставни, и кресло заехало в темноту. В кабину Большой Центрифуги.
В «ковшик».
Дворская облизала губы.
Створки за спиной замкнулись, и все шумы как будто выключили. В тишине щелкнуло переговорное устройство, и сказало ясным голосом: